Комитет охраны мостов

Он снимал офисы и, как правило, сам их оплачивал (откуда деньги у этих нищебродов), убеждал создать формализованную структуру, с уставом и программой — чтобы потом её проще было подвести под статью, составлял бюджет и план закупок (финансовая деятельность!) — от принтера до форменной экипировки (новосибирские губошлёпы повелись) и светошумовых гранат (это в Крыму). Он вёл протоколы собраний или придумывал их, если собрания организовать не удавалось. Он контролировал раздачу поручений и постил от имени «организаций» ультиматумы и угрозы в соцсетях.

Он очень любил свою работу. Собственно, это была для него даже не работа, а «дело». Любимая энтомология. Он, правда, не знал такого слова, но всё равно любовно прикалывал одного за другим — каждого купившегося дурачка — в свой насекомый альбомчик. Он помнил их всех. Знал их наизусть. Сорок шесть, сказал он не без гордости. 46 «подберёзовиков». Он звал их подберёзовиками.

Сейчас Баха собирал томский филиал «Комитета». Здесь террористы, объяснял он, захотят взорвать недавно построенные вышки «Полярного моста». Дело будет громкое — на проект же сейчас молятся. Может, это даже будет по заданию украинцев. Украинцы сейчас в тренде.

Всего же заявок (от Нижнего, например) по разным регионам, где местным борцам с терроризмом тоже требуется его «дело», уже четыре. Ну, это если успеют в нынешнем году.

— Широко, — признал Серёгин, — так и до Москвы дойдёт.

— Не, — дал профессиональную оценку Баха, — в Москве не станут. Издержек много: журналисты станут вопить, общественность…

— И зачем столько трудов? — спросил Серёгин. — Провели бы просто перепись дурачков в соцсетях и разложили по уголовным делам?

— Не, ну как, — отозвался Баха, — нужно же их сначала потрогать, что они за звери такие. Это же интересно! Ну и полезно узнать врага.

Серёгин в очередной раз удержал себя, чтобы не спросить: дескать, вот врага, правда-правда? Здесь всегда есть ловушка: разговаривая с глазу на глаз (даже если один в наручниках, а второй смотрит на него в зеркало заднего вида), ты рано или поздно обманешься, будто тот, с другой стороны, тоже человек. И будешь спрашивать его, как спросил бы человека. И ждать, что он ответит как теплокровный. Но он — древнее чудовище, выползшее из адского жерла. Оно просто слепило себя в эту, как ему кажется, человекоподобную форму и достигло высот в звукоподражании. Но всё это, товарищ психоневролог, и характер речи, и выражение глаз — чисто внешнее. А внутренне — он давно того.

И Серёгин удержался. Тем более, что Баха уже сам продолжил излагать.

— Вот судья в закрытой части спрашивала: не боялся ли, что преступников заметут раньше, чем ты их сдашь, и ты сам окажешься среди них? А я говорю: риск всегда имеется, но, скажем так, для блага родины я всё же рискую.

— Памятник Марсу Таирову-то обещали? Рядом со входом в НГУ, а?

— Я-то побольше вашего в жизни сделал, — снова поехал в сторону Кыши-Кыса пассажир.

Ну и хорошо.

— Пора бы тебя сфотать, пока ты ещё весь вместе, — заметил Серёгин.

Он сфотографировал его только вечером, когда пришло время привала на стоянке, бо́льшую часть которой занимали потасканные туши грузовиков-рефрижераторов. Баха на фото скалил зубы. Больший артист из него всё никак не выветривался.

Пару снимков (фас и профиль) Серёгин отослал Коле в НГН, наказав ждать текста. Ещё пару переправил в «Тайгу. инфо», написав редактору Жене, что пояснит позже, пусть попридержит. Красноярским пока не стал, рано пока красноярцам. Ну, а томичи сами справятся.

Он впервые с момента отъезда из Новосиба попробовал связаться с Шахларом. Запросил разговор, написав на связной номер, но не получил никакого ответа. Выждал два часа, а потом всё же набрал нанимателя напрямую. Трубку никто не снял.

Серёгин уж было решил, что азербайджанского связного можно списать на потери, когда Шахлар позвонил через телеграм. Он был возбуждён и зол.

— Зачем вы звоните, когда договорились так не делать? — поинтересовался он.

Серёгин пояснил, что дело безотлагательное, и коротко описал историю с пассажиром, опустив подробности про ТВ-2 и своих соучастников. Шахлара история совершенно не поразила, а Серёгин, признаться, на это рассчитывал. Более того, наниматель пришёл в ещё более дурное расположение духа.

— Вас, Алексей, не для того посылали, — заметил Шахлар. — У нас был простой до безобразия контракт: вы размещаете публикации, эта работа оплачивается. А вы вляпались во что-то милицейское. Бросили всё, пропали. Теперь вот объявляетесь с заложником. Где тексты, о которых мы договаривались?! А теперь они уже и не нужны, потому что Гулиев мёртв…

— Я могу передать ему трубку, чтобы он вам рассказал о загробной жизни, — сказал Серёгин.

Шахлар тяжело вздохнул.

— Ну, допустим, — согласился он, — допустим, что всё так, как вы говорите. Дико, но укладывается. Но от этого только хуже! Писать про такое — как полония выпить. И потом: что вы предлагаете делать с этим вашим пленным? Вы понимаете, что его теперь нельзя отпускать? И не отпускать — тоже нельзя?