Комитет охраны мостов

Светлана

Без изменений

Она всё складывала в 4 октября: все мысли, все ожидания, весь оставшийся на донышке смысл. Открывание дверей, выходы из подъездов, переходы улицы, очереди в «Командоре», сброшенные звонки, чёрное небо, кровь на разодранных ладонях, гречка, «Бородинский», две ложечки, феназепам с мелаксеном — всё это было тоже для 4 октября. До 4 октября.

Спроси Светлану, что будет потом, она бы не ответила. Но никто, конечно, не спрашивал.

Это была дикая ошибка с Анютой. Она так себе говорила. Повторяла вслух и внутри тоже — бесконечным речитативом. И соседке на лестничной клетке сказала — вы же понимаете? Та быстро кивнула.

Она стала звонить в следком, но там никто не хотел отвечать. Тогда она туда побежала. Как зовут следователя? Бригада? А старший? Валерий? Где? Да я подожду. Да ничего, что через три часа. Я на улице похожу.

Он всё равно её не принял.

Тогда она пошла в школу. Да-да, слышали, такое несчастье, сказала классная. У нас же теперь тоже проблемы будут, вы понимаете? Нет, она не понимала. Может, просила она, родительский комитет? Может, школа даст поручительство? У неё же четвёрки-пятёрки. И краевая олимпиада по биологии. У неё же почки, ей же нельзя! Классная делала понимающие глаза. Она потом пришлёт следователю: «Воспринимает школу как враждебную среду, на меры воспитательного воздействия должным образом не реагирует, взаимопонимания не находит, не следует установленным в обществе нормам и правилам».

Светлана позвонила сестре, которой думала, что никогда. Сказала, помоги, и я что хочешь. Материн дом, гараж, что там ещё отпишу. Помоги, ты же можешь. Раньше надо было соображать, написала сестра.

Она пробовала соседей. Согласился только один. И то только когда она заплакала. Она только тогда впервые заплакала.

Светлана всё же наскребла каких-то куцых поручителей и снова прибежала в следком. Она была так благодарна, когда её принял Валерий Авдеевич. Почти счастлива. Он ведь и оказался вполне нормальным. Совершенно человеческим: очки, испачканный галстук, весёлые глаза. Разве что был слишком бледным. Почти синим.

Я вам клянусь, надрывно шептала Светлана. Они не могли вместе! Она же… ну, вы её видели.

Валерий Авдеевич соглашался. Сочувствовал. Говорил, что кто-то утянул. Проверяем. Вы ведь знаете, с кем она в последнее время. Запишите их, пожалуйста. И она пусть запишет.

Он намекнул, что возможен домашний арест. Но надо продемонстрировать. Надо не запираться.

Светлана говорила и говорила спасибо. Она сдерживалась, чтобы не броситься к нему обниматься. Она всех, кого вспомнила, ему переписала. А после стала ждать.

Она тогда многому верила. Первых, наверное, месяца три.

Верила ли она потом Аслану? Это было уже не надо. Она просто передала ему управление всем, потому что сама с этим управлением насмерть не справлялась. И когда Аслан сказал: нужно три миллиона двести, она не удивилась. Что-то такое и должно было. Квартира не имела значения до 4-го. А после — не стоит загадывать. Она набрала Вовку, сказала «продай». Хотя бы продай, раз больше ничего… хотя бы один раз сделай… плевать, сколько, только сейчас, слышишь?! Остальное — можешь себе.

Она сбагрила Лиле своего (Анютиного, конечно, но теперь это всё одно) старокотика Финдуса. Полосатого пирата. Всегдашнего глупыря. И ничего не почувствовала. Думала, будет рыдать. Ни слезинки.

Какая тут квартира? Телек. Вещи какие-то. «Авито», «Авито», через домовой чат. А остальное — просто бросила в квартире как есть. Покупатели заберут или выкинут. Всё равно.

Ей были не интересны эти вещи и их копеечный прибыток — Светлана знала, что основной продажи хватит на 4 октября. И тогда зачем остальное?

В редкие минуты, когда она прекращала метаться из угла в угол, доставала Анькины альбомы, открывала гуглопапки и нонстопом залипала на маленьких видео и глупых кривых фотках, где Анька такая ненастоящая, такая офигительная.

На первом свидании в СИЗО она обещала себе сдерживаться, не плакать, излучать уверенность. И не смогла. Анька была — другой совсем человек. Половина человека. Одна затравленная восьмая. Чудовищные обломанные ногти. И нейродермит опять полез. Причитала, ревела, заговаривалась. Просила что-нибудь сделать.

Светлана тут же побежала умолять следователя. И потом ещё бегала раз восемь. Или девять. Или сколько.

Анька всё подписала: что мост в «Майнкрафте» — подготовка. Что группа обсуждала коррупцию — из-за «чёрного неба», и кто конкретно говорил, что «власть надо свалить». Что они ездили на стрельбище, хотя она сказала, что никуда не ездила и вообще такого не знает. Подпиши, сказала ей Светлана, всё равно подпиши.

А после адвокат пошёл на апелляцию по мере пресечения. И ничего. А потом ещё раз — учитывая состояние. Ничего. Следствие против.

Не получилось, вздохнул Валерий Авдеевич, дело слишком резонансное.

Вы же обещали, сжала кулаки Светлана, вы же обещали!

Её вывели.