Коммандер

В минуты стресса у Джека Обри было две реакции: он становился или агрессивным, или любвеобильным — он всей душой стремился к мощному катарсису активных действий или занятий любовью. Он любил сражаться, любил и распутничать.

«Вполне понимаю тех командиров, которые берут с собой в море женщину, — размышлял он. — Помимо наслаждения, которое она доставляет, она становится еще и теплым, живым, любящим прибежищем… Покой. Как бы я хотел, чтобы в этой каюте была девушка», — добавил он после паузы.

Этот разброд в мыслях, эти сомнения одинокого человека, которого не желают понять, существовали лишь в пределах его каюты и прорывались только в исповедальных беседах с доктором. Однако внешний вид капитана «Софи» ничего такого не выдавал, а для того чтобы заметить, что зарождавшаяся дружба между ним и его лейтенантом внезапно оборвалась, нужен был чрезвычайно внимательный наблюдатель. А штурман стал именно таким наблюдателем. Хотя обожженное и заляпанное мазью лицо Джека какое-то время придавало ему на редкость безобразный вид, очевидная симпатия капитана к Джеймсу Диллону вызывала в Маршалле ревность. Кроме того, штурману угрожали в выражениях самых недвусмысленных, и он наблюдал за капитаном и лейтенантом с тоской и тревогой.

— Мистер Маршалл, — раздался из темноты голос Джека, и бедняга аж подпрыгнул на месте, словно у него над ухом разрядили пистолет. — Когда по вашим расчетам, мы достигнем земли?

— Часа через два, сэр, если ветер не изменится.

— Да, я тоже так подумал, — отозвался Джек, подняв глаза на паруса. — Полагаю, вы можете убрать один риф, а если вдруг ветер ослабнет еще немного, поставьте брамсели, словом, все что можно. И будьте так любезны, мистер Маршалл, как только обнаружите землю, позовите меня.

Менее чем через два часа, вновь появившись на палубе, справа по носу капитан увидел ломаную линию берега. Это была Испания. На одной линии с плехтом виднелась одинокая гора, которую англичане называли Яичным холмом, а следовательно, бухта, где они заправлялись водой, находилась прямо по курсу.

— Клянусь Господом, вы первоклассный навигатор, Маршалл, — сказал Джек, опуская подзорную трубу. — Вы достойны быть штурманом флагмана флота.

Однако требовалось еще не меньше часа, чтобы добраться до побережья. И когда момент, которого он с таким нетерпением ждал, оказался так реально близок, Джек обнаружил, насколько он взволнован, как много значит для него результат их экспедиции.

— Пришлите ко мне на корму моего шлюпочного старшину, — произнес он, возвращаясь в свою каюту, после того как полдюжины раз прошелся по палубе туда-сюда.

Баррет Бонден, шлюпочный старшина и старшина грот-марса, был необычно молод для своей должности. Это был славный, открытый юноша — с твердым характером, но не жестокий, жизнерадостный, полностью соответствовавший своему положению и, разумеется, превосходный моряк, с детства готовившийся к морской службе.

— Садись, Бонден, — произнес Джек подчеркнуто вежливо, поскольку собирался предложить ему место на квартердеке, не менее, и возможность достигнуть самой вершины морской иерархии. — Я все это время думал… Не хотел бы ты получить повышение до мичмана?

— Ну что вы, сэр, конечно же нет, — тотчас ответил Бонден, сверкнув в полумраке улыбкой. — Но я премного вам благодарен за ваше хорошее мнение обо мне, сэр.

— Вот как, — ответил опешивший Джек. — Почему же нет?

— Я не очень-то грамотен, сэр. Ведь я, — весело засмеялся он, — могу прочитать только вахтенный список, да и то медленно. А учиться мне слишком поздно. И потом, как бы я стал выглядеть, вырядившись в офицера? Деревенский увалень! Мои старые приятели из обеденной группы смеялись бы надо мной втихомолку и кричали бы: «Эй там, пузо из клюза!»

— Множество отличных офицеров начинали свою службу с гондека, — сказал Джек. — Я сам однажды пожил на гондеке, — добавил он и тут же пожалел об этом.

— Я знаю, что пожили, сэр, — снова сверкнул зубами Бонден.

— Откуда ты можешь знать об этом?

— У нас в первой вахте есть один малый. Он плавал с вами на старике «Ресо» возле мыса Доброй Надежды.

«Вот те на! Вот те на! — мысленно воскликнул Джек. — А я даже не заметил его. Я-то вернул всех девок на берег, благочестивый, как Помпий Пилат, а они всё это время прекрасно всё знали обо мне… мда». Затем произнес вслух с некоторой обидой:

— Подумай о том, что я сказал, Бонден. Жаль, если ты станешь настаивать на своем.

— Извиняюсь за дерзость, сэр, — отвечал Бонден, поднимаясь со стула и со смущенным видом переминаясь с ноги на ногу. — Но у меня есть родич, сын тетушки Слоупер. Это Джордж Люкок, фор-марсовый из второй вахты. Он настоящий грамотей, умеет писать такими мелкими буквами, что не сразу и прочитаешь. Он моложе меня, сэр, и гораздо толковее. Во много раз толковее.

— Люкок? — с сомнением переспросил Джек. — Да ведь он совсем еще зелен. И это не его ли пороли на прошлой неделе?

— Было дело, сэр. Но его пушка единственная, которая второй раз выиграла состязания по стрельбе. А выпил он оттого, что не хотел обидеть парня, который его угощал.