— Что ж, — отвечал капитан, подумавший о том, что, наверное, есть призы полезнее, чем бутылка (хотя ничто настолько не ценится). — Я возьму его на заметку.
В течение этого нудного часа мысли Джека были в основном заняты мичманами.
— Мистер Баббингтон, — произнес он, внезапно перестав расхаживать взад-вперед. — Выньте руки из карманов. Когда вы в последний раз писали домой?
Мистер Баббингтон находился в том возрасте, когда чуть ли не каждый вопрос заставляет виновато потупить глаза. В данном случае капитан попал не в бровь, а в глаз. Покраснев, юноша произнес:
— Я не знаю, сэр.
— Думайте, сэр, думайте, — отозвался Джек, и его обычно добродушное лицо неожиданно омрачилось. — Из какого порта вы его отправили? Из Маона? Ливорно? Генуи? Гибралтара? Ладно, неважно. — На далеком берегу темной фигуры Стивена не было видно. — Неважно. Напишите хорошее письмо. Как минимум на двух листах. И пришлите его мне завтра вместе со своими ежедневными работами. Передайте вашему отцу привет от меня и сообщите ему, что мои банкиры — Баббы. — Дело в том, что Джек, как и большинство других капитанов, распоряжался средствами, которые родители выделяли для своих чад. — Баббы, — повторил он рассеянно, — мои банкиры — Баббы… — Придушенный каркающий звук заставил его обернуться.
Юный Риккетс схватился за лопарь грот-стень-талей, пытаясь взять себя в руки, но без особенного успеха. Однако холодный взгляд капитана остудил его веселье, и он смог внятно и уверенно ответить на вопрос «А вы, мистер Риккетс, писали ли своим родителям недавно?»:
— Никак нет, сэр.
— Тогда сделаете то же самое: два листа убористым почерком, и чтобы в письме не было никаких просьб о новых квадрантах, шляпах с галуном или кортиках, — произнес Джек.
Что-то подсказало мичману, что не время вдаваться в объяснения, указывая на то, что любящий отец, единственный его родитель, находится в ежедневном, даже ежечасном общении с ним. Каждый на борту брига заметил напряженное состояние капитана.
— Златовласка уж очень переживает за доктора, — говорили они. — Жди бури.
И когда просвистали команду поднять гамаки, моряки, которым пришлось пройти мимо него, чтобы уложить свои гамаки в сетку правого борта на квартердеке, с опаской косились на него. Один из них, пытавшийся одновременно следить за рулевым старшиной, срезом палубы и капитаном, запнулся и упал лицом вниз.
Но не одного Златовласку это беспокоило так или иначе, и когда все увидели наконец Стивена Мэтьюрина, который появился из купы деревьев и пересек пляж, чтобы встретить ялик, в нарушение дисциплины от шкафута до бака раздались крики матросов: «Вон он! Ура!»
— Очень рад видеть вас! — воскликнул Джек, покуда Стивен поднимался на борт, подталкиваемый и подтягиваемый доброжелательными руками. — Как вы себя чувствуете, многоуважаемый сэр? Пойдемте и позавтракаем прямо сейчас — я специально подождал вас. Как вы? Надеюсь, вы здоровы?
— Я отлично себя чувствую, благодарю, — ответил Стивен, который действительно выглядел не таким тощим и был рад теплому приему. — Сначала загляну в лазарет, а затем с величайшим удовольствием разделю с вами бекон. Доброе утро, мистер Дей. Снимите, пожалуйста, шляпу. Очень хорошо, очень хорошо, вы нас радуете, мистер Дей. Но на солнце пока не оставайтесь. Рекомендую вам тесный валлийский парик. Чеслин, доброе утро. Надеюсь, ты хорошо обращался с нашими пациентами?
— Вопрос этот, — произнес доктор, немного испачкавшийся жиром от бекона, — постоянно мучил меня во время моего отсутствия. Станет ли платить мой помощник матросам той же монетой? Продолжат ли они его преследование? Как скоро сможет он обрести свою новую индивидуальность?
— Индивидуальность? — переспросил Джек, с удовольствием наливая себе очередную чашку кофе. — Разве человек не рождается со своей индивидуальностью?
— Индивидуальность, которую я имею в виду, — это некое связующее звено между человеком и остальным миром, общее представление человека о себе и представление остальных людей о нем — поскольку оба эти представления постоянно влияют друг на друга. Взаимное воздействие, сэр. В моей индивидуальности нет ничего абсолютного. Если бы вам лично довелось провести несколько дней в Испании, то вы бы стали иначе относиться к себе, поскольку в глазах тамошнего общества вы вероломный, грубый, жестокий убийца и негодяй, одиозная личность.
— Охотно верю, что они раздосадованы, — улыбнулся Джек. — Предполагаю также, что они называют меня Вельзевулом. Но это не делает меня Вельзевулом.
— Да неужто? Неужто не делает, а? Как бы то ни было, вы повредили до невозможности коммерческим интересам всего побережья. Есть один богач по имени Матеу, который невероятно зол на вас. Ртуть принадлежала ему, и поскольку это контрабандный товар, он не был застрахован. Судно, которое вы увели из Альморайры, а также половина груза на тартане, которую вы сожгли у Тортосы, принадлежали ему. Он в хороших отношениях с министерством. Он настроил тамошних чиновников против вас, и они позволили ему и его друзьям зафрахтовать один из военных кораблей…