Читаем Комментарии к русскому переводу романа Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка» полностью

Все до единого комментаторы обращают внимание, что это ласковое обращение (kanimuro) образовано от имени японского генерала. Не будем исключением и мы: да, по всей видимости, тут не без восточного эха с участием виконта Кавамура (Viscount Kawamura Kageaki, 1850–1926), героя трагически закончившейся для русских войск Мукденской битвы 1905 года.

Еще один вариант первоисточника переносит нас в моря, где барон и японский адмирал Камимура Хиконодзё (Baron Kamimura Hikonoj"o, 1849–1916) по-самурайски безжалостно уничтожает русскую эскадру в Цусимском проливе.

В любом случае, стоит заметить, что, быть может, корень столь дальней ассоциации на самом деле не на Дальнем Востоке, а на ближнем западе и связан с французским, но интернациональным mon amour.


С. 281

Когда я жил на Опатовицкой улице


Опатовицкая (Opatovick'a ulice) улица находится в главном швейковском районе Праги, арене многих его романных переделок, Нове Место. Забавно, что имеет колено, то есть сначала идет на юг, а потом вдруг поворачивет к Влтаве на запад, но до нее не доходит, упираясь в упоминаемую далее Кршеменцову.


Если ты продаешь свое тело и совершаешь смертный грех, не воображай, что твои десять геллеров мне помогут.


Регулярная ошибка в переводе. «Десять» галержей в оригинале «двадцать»: sest'ak (tvuj nejakej sest'ak) или десять, но крейцеров. См. комм., ч. 1, гл. 6, с. 74 и ч. 2, гл. 4, с. 435.


С. 282

У него была своя такса: голубые глаза – десять крейцеров, черные – пятнадцать.


Поразительно то, что в этом фрагменте в оригинале все тот же «шестак»: modr'y voci st'aly sest'ak, cern'y patn'act krejcaru. To есть сам текст Гашека наглядно все разъяснил; почему ПГБ не стал исправлять все прежние огрехи после этого – тайна.


На меня, на честного человека, подали в суд, как на последнего сводника из Еврейского квартала.


Сводник из Еврейского квартала: pas'ak ze Zidu. См. комм, к Йозефову: ч. 1, гл. 14, с. 203.

Бржетислав Гула (BH 2012) пишет, что Еврейский квартал (Йозефов) был не только сосредоточением всевозможных питейных заведений, кофеен и разливочных, но и славился обилием уличных дам, приглашавших к себе домой. Основными местами сосредоточения ночных бабочек были улицы, прилегающие к Йозефовскому проспекту (Josefovsk'a tr'ida), современная Широка (Sirok'a). И все гулящие в обязательном порядке имели сутенеров – пасаков. Гула полагает, что само слово происходит от немецкого Aufpasser – надсмотрщик, надзиратель.


С. 283

На четвертом этаже я жил за год до этого на Кршеменцевой улице, куда он ходил ко мне в гости.


Кршеменцова (Kremencov'a) улица – см. комм, выше (ч. 4, гл. 2, с. 281). Местонахождение неоднократно в романе упомянутой пивоварни «У Флеков» (см. комм., ч. 2, гл. 4, с. 433 и ч. 4, гл. 1, с. 267).

Перстенек, что ты дала, мне носить неловко.Что за черт? Почему?Буду я тем перстенькомЗаряжать винтовку.

Старая солдатская песня, которая в сборнике Вацлава Плетки (VP 1968) имеет название «Утешенный» («Jsem р1еz'irovan'y»). Плетка же замечает, что текст этот один из самых нестабильных, это наглядно подтверждает другой вариант, приводимый Ярдой Шераком (JS 2010), но вот последние куплеты у всяких разных, как правило, одни и те же.

Ten prst'ynek, cos’ mi dala, ten j'a nosit nebudu.Az j'a prijdu к sv'emu regimentu, do kv'eru ho nabiju.Перстенек, что ты дала, я носить не стану.Как приду обратно в полк, станет вместо пули.Ten s'atecek, cos’ mi dala, ten j'a nosit nebudu.Az j'a prijdu к sv'emu regimentu, kv'er s n'im pucovat budu.Тот платок, что ты дала, я носить не стану.Как приду обратно в полк, станет вместо пакли.Tu kyticku, cos’ mi dala, to j'a sobe ponech'am,Az j'a prijdu jedno do civilu, za klouboucek siji d'am.A цветочек, что дала ты, я себе оставлю.Как приду назад домой, в шапку себе вставлю.

Слова «Черт возьми, почему же нет» (Prachsakra, procpak ne) между первой и второй строчками личное дополнение Швейка.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Флейта Гамлета: Очерк онтологической поэтики
Флейта Гамлета: Очерк онтологической поэтики

Книга является продолжением предыдущей книги автора – «Вещество литературы» (М.: Языки славянской культуры, 2001). Речь по-прежнему идет о теоретических аспектах онтологически ориентированной поэтики, о принципах выявления в художественном тексте того, что можно назвать «нечитаемым» в тексте, или «неочевидными смысловыми структурами». Различие между двумя книгами состоит в основном лишь в избранном материале. В первом случае речь шла о русской литературной классике, здесь же – о классике западноевропейской: от трагедий В. Шекспира и И. В. Гёте – до романтических «сказок» Дж. Барри и А. Милна. Героями исследования оказываются не только персонажи, но и те элементы мира, с которыми они вступают в самые различные отношения: вещества, формы, объемы, звуки, направления движения и пр. – все то, что составляет онтологическую (напрямую нечитаемую) подоплеку «видимого», явного сюжета и исподволь оформляет его логику и конфигурацию.

Леонид Владимирович Карасев

Культурология / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука