Комментарии: Заметки о современной литературе

Но о Владимире Буковском никак не скажешь, что он не продемонстрировал своей собственной жизнью готовности к жертве: героическое противостояние режиму, тюрьмы, голодовки, лагеря.

Однако ж героизм, подвижничество – все это способы самореализации личности. Человеческая жертва добровольна. И никто не имеет права требовать жертвы от другого. Танк, застрявший в тюменских болотах, смешная картинка, особенно если рассматривать ее на телеэкране, в новостях Би-би-си… А если танк застрял под окном твоего дома?

Знакомая журналистка пытала меня после встречи с Буковским: ну как относиться к этим героическим личностям, когда они несут вздор? «Так у него все это легко, размашисто, просто, – жаловалась она. – Рубит сплеча и совершенно не понимает, что происходит в стране. Теряют они чувство реальности за бугром, что ли… И возразить неудобно.

А почему, собственно, неудобно? Вот так прямо взять и сказать: восхищены, мол, вашим героизмом, что же до нынешних рекомендаций, то они, простите, нелепы.

Вы утверждаете, что если не будет всеобщей забастовки, то к зиме будет голод. Это, может, из Кембриджа кажется, что как только все заводы остановятся, так с неба булки посыплются. Но мы-то – отсюда – прекрасно видим, что это не скачок в «царство свободы», а шаг в сторону разрухи и хаоса, эпидемий и голода. И с помощью всеобщей забастовки не предотвратить гражданскую войну – но ускорить.

Что ж журналистка? Повздыхала, согласилась со мной – и, разумеется, промолчала. Демократическая пресса осветила пребывание Буковского в стране, взметнув в воздух положенное число чепчиков, – хотя множество трезвых умов давно уже поняли: если кого нам и следует бояться, так это «пламенных революционеров», обнаруживающих бесстрашие перед танками.

Занятно, что Лимонов в своем необольшевистском романтизме, призывая организовывать комитеты национального спасения для устранения от власти «новой буржуазии», советует принять способ представительства, который называется «прямой демократией». (Попросту говоря, собирай толпу и хватай властъ.) Но ведь и Буковский, казалось бы, известный правозащитник, тоже призывает не на право опереться. И загадочная близость необольшевистского романтизма и романтизма антикоммунистического, их презрение к реформизму, к праву, к постепенности, их готовность апеллировать к толпе – заставляют задуматься о какой-то странной закономерности.

«Я только боюсь союза неонацистов с ультралевыми. Об этом возможном союзе я писал еще в 1982 году. Ни одна немецкая газета не напечатала», – запомнилась мне фраза Фридриха Горенштейна, попавшаяся на глаза еще в августе прошлого года со страниц «Огонька» (№ 35). Я отметила ее тогда, подумав, что, видимо, есть общие закономерности и одинаковые рифы у стран, выходящих из тоталитаризма. Не зря и мне часто кажется, что «Демократический союз» и «Память» – явления одного порядка.

«Память» мы, впрочем, всенародно заклеймили, после чего либеральная пресса потеряла к ней всякий интерес – выяснилось к тому же, что течение никого не представляет. «Демсоюз» с его тоскливой радикальной фразеологией и истеричными лидерами, с осточертевшей тактикой «партии нового типа», презирающей всякую парламентскую деятельность, «выборы», «законы», мы всерьез не принимаем. Отечественный радикализм как левого, так и правого толка нас раздражает. К посещающим же страну эмигрантам бросаемся, как к оракулам, с простодущным вопросом: «Что делать?» – а получив озадачивающие ответы, отводим в сторону глаза…

Буковский как личность, конечно, уникален. Но взгляды его – типичные взгляды диссидента, положившего жизнь на то, чтобы сказать «нет» режиму, и по инерции требующего от других кричать это «Нет» в то время, как режим давно уже рухнул и задача состоит в том, чтобы расчищать обломки. Пригодны ли подобные советы? Наконец, добросовестны ли они?

Года два назад в «Литературной России» появилась статья И. Шафаревича «Феномен эмиграции». Недавний диссидент предсказывал разрушительные последствия, к которым может привести массовое возвращение эмигрантов в Россию, опираясь на аналогию, слишком хорошо известную по 1917 году, когда тысячи политэмигрантов после падения царского режима устремились на Родину, чтобы принять участие в активной политической деятельности, и, привыкшие к отрицанию, не смогли предложить ничего позитивного, и в результате взорвали страну. Демократическая печать сочла своим долгом возразить, высказавшись за широкое возвращение книг, идей, людей, строя совсем другие прогнозы. Проверить их, увы, нельзя, ибо предсказание провалилось в главном: никто не вернулся. (Если не считать двух-трех знаменитостей, согласившихся получить московские квартиры, не расставаясь, разумеется, с зарубежным гражданством.)