Коммод. Шаг в бездну

Бебий, выругавшись, согнал с кровати кота, сумевшего-таки пролезть под одеяло.

— Будет еще хуже. Впрочем, шкатулка — это пустое. Пусть любуется. Страшно становится, что же он может потребовать от меня впоследствии? От всех нас?

Глава 6

Тигидия Перенниса, прибывшего в Рим в начале декабря, встретил четвертый трибун претория Эмилий Лет. Он же проводил префекта в лагерь преторианцев, расположенный у Номентанской дороги. Отсюда, дав полчаса на омовение в банях, Квинт потащил приятеля на аудиенцию к императору. Все спешно, бегом, не отвечая на не относящиеся к делу вопросы. Тигидий смирился и, как обычно, помалкивал. Когда же добрались до Палатина, пересекли площадь, окруженную колоннадой, подводившую к входу во дворец, он и рад был вымолвить слово, да челюсти разжать не мог.

Дворец или дом Флавиев, пристроенный к дому Тиберия, составлявший с возведенными Калигулой и Нероном зданиями, а также храмом Аполлона, единый дворцовый комплекс, произвел на Перенниса ошеломляющее впечатление, несравнимое с теми чувствами, которое он испытывал, когда рассматривал нависавшую на городом груду величественных громадных сооружений снаружи, со стороны форума или Большого цирка. Тогда императорская резиденция казалась чем-то вроде земного Олимпа, куда ему, ничем, в общем, не примечательному префекту из провинциалов, нет и не может быть доступа. Конечно, загадывал, мечтал, было дело, обошел Палатин, чтобы всех сторон осмотреть гнездо, которое свила себе власть, поискал туда тропку.

Пустое! Для таких, как он, вход был запечатан напрочь, пусть даже в детстве ему предрекали царскую власть. О том свидетельствовали приметы. Однажды жрица в захолустном Триденте, обращаясь к нему, назвала его императором. «Будь здоров, император!» — воскликнула она, а следовало сказать: «Будь здоров, префект!». Также от некоего астролога, к которому он тайно обратился, Переннис получил подтверждение — быть тебе императором! Предсказаний было много, а толку чуть. Он давно зарекся загадывать на будущее, потому и выработал в себе привычку держать рот на замке.

На этот раз Квинт дал возможность обозреть Палатинский дворец с разных сторон.

С юга над Большим цирком нависала циркульная колоннада Флавиев и правое крыло дома Тиберия с портиками Траяна и Антонина Пия. Со стороны Тибра, Бычьего и Овощного рынков дворцовый комплекс отгораживался глухой, выложенной из красноватого камня стеной, в которой были пробиты узкие окна — бойницы, в глубине которых даже в светлое время суток можно было заметить отблески факелов и движущиеся огни. Эти отблески на недоступном для простых смертных языке повествовали о таинственной и чарующей жизни, протекавшей в этом месте средоточия безмерной власти и мощи римского народа.

Были на Палатине и более интимные уголки, обращенные к плебсу, многочисленному и горластому населению Города. Например, балкончик, замыкающий обе стороны прохода, ведущего на Юлиев форум. С него столетие назад рано облысевший Домициан, разочарованный казнями и жестокими гонениями на философов и к старости окончательно убедившийся, что нет на свете силы, способной исправить человеческую породу, наблюдал за праздной толпой. Отсюда в подтверждение своих наблюдений — что казнить, что миловать, все одно — он швырял плебсу сестерции. Когда ограниченный глухими каменными стенами проход со всех сторон запруживал разгоряченный неожиданной раздачей денег народ, лучники из преторианских когорт начинали с крыш стрелять в толпу.

Народ разбегался, оставляя на уличных плитах мертвых и стонущих, чьи вопли и вскинутые вверх руки с мольбой о помощи, попытки скрыться, отползти в безопасное место, казалось бы, должны были служить наглядным уроком человеческому племени. Однако стоило вновь швырнуть с балкончика горсть монет — не золотых, а самых паршивых, медных, тут же проход вновь запруживало многолюдье жадных до денег и смерти горожан. Их не могли остановить даже заранее выставленные на крышах иберийские лучники.

Мог ли Тигидий Переннис когда-нибудь предположить, что ему посчастливиться постоять на этом балкончике, оценить мудрость Домициана, прикинуть, есть ли внизу безопасный уголок?

Надежного убежища среди гладких каменных стен, и в помине не было. Ни колонны, ни статуи, ни какой-нибудь ниши с божественной фигурой, у подножия которой можно было вымолить спасение.

Ничего!

Разве не глуп человек? Затем, помедлив, спросил себя — разве он сам, стоя в эту минуту на балкончике, не вступил в такую же отчаянную игру? Разве не откликнулся на зов, долетевший до него из окон этого рукотворного прибежища сирен? Их чарующие песни обладали неодолимой силой. Стоит ли ссылаться на предзнаменования, глупые приметы, предсказания астрологов?