Коммод. Шаг в бездну

— Да, Бебий. Он здесь в Риме, пастырем. В нашем доме не появляется, хотя я была бы не против… — она помолчала, потом добавила. — Виргула и меня уговаривала, напоминала о страшном суде.

— И ты поверила? — воскликнул Лонг.

Жена помолчала, перестала расчесывать волосы, отложила гребень и призналась.

— Поверила, господин.

Бебий не знал, что ответить, только руками развел. Наконец справился с оторопью, спросил.

— Приняла крещение?

— Нет, господин.

— Почему?

— Как же я, римская гражданка, могу креститься без согласия моего господина? Как же мне жить с тобой, Бебий, не верующим и сомневающимся?

— Значит, ради меня, ты готова гореть в так называемом адском огне? Готова сгубить бессмертную душу?

Клавдия кивнула.

— Почему?

— Потому что я люблю тебя, Бебий. С той самой минуты, когда встретила тебя у императрицы Фаустины, я полюбила тебя. Когда отдалась тебе на корабле. Ты волен надо мной, и я покорюсь твоему решению. К тому же у нас хозяйство, дети. Что поделать, видно, терпеть мне адские муки. Если, конечно, ты не уверуешь в Христа. Если нет, пойду с тобой в Аид.

Бебий не спал всю ночь и, в подмес к мыслям об этом странном письме, вынужден был признать, что странный проповедник из Назарета, распятый во времена Тиберия, был все-таки незаурядный человек, если спустя почти два столетия его весть движет помыслами близких и дорогих ему людей. Теперь безумная прихоть отца не казалась такой уж безумной. С другой стороны, Бебий Младший был уверен, что нет большей опасности для семьи и рода, чем прослыть в глазах римского народа покровителем восточной секты, члены которой противопоставляли себя всему, что было дорого Риму — его богам, обожествленным императорам, развлечениям, быту, нравам, верховной власти.

Бебий был волен употребить власть, хотя своим богатством он в б'oльшей своей части был обязан наследству Клавы, доставшемуся ей от отца, проконсула и наместника провинции Африка Клавдия Максима. После свадьбы она получила звание mater familias (мать семейства) и обладала правом самостоятельно распоряжаться своим имуществом — эта договоренность, по настоянию Бебия, была закреплена в брачном договоре. Имущество было огромно: две виллы в Кампании, обширные плантации оливковых деревьев, недвижимость в Риме и провинциях, обширные виноградники. И все ухожено, все плодоносит, приносит доход. Вольноотпущенники, как правило, честны и, если что прилипает к их рукам, то именно та часть доходов, которые они добыли своей сметкой и умением. Они этих прибылей и не скрывают. Бебий изучил счетные книги, объехал имения и плантации, расположенные в Италии, изучил отчеты о заморском имуществе и пришел к выводу — он несомненно богател. Это радовало и страшило. Вера в галилеянина не только не мешала, но, как оказалось, придавала арендаторам уверенность, что земные труды, честность, трудолюбие, щедрость в отношении сирых и нищих зачтутся им на Судном дне. Они были уверены — Судный день не горами.

Со временем, а особенно после того, как после посещения его дома императором он угодил в фавор, Бебий с удивлением обнаружил, что христианами в Риме уже никого не удивишь. Даже среди высших сословий приверженность к секте распятого уже не считалась редкостью.

Что оставалось делать? Смириться? Махнуть рукой и отправляться в Паннонию? Не разгадав загадки императорского письма оставить в Риме Клавдию и детей?

Как-то ночью, за несколько дней до свадьбы императора Луция Коммода Аврелия Августа, после которой Бебия ожидал отъезд к месту службы, после долгих и спокойных ласок, которые он и Клавдия дарили друг другу — как будто в первый раз, — жену потянуло на воспоминания. Она рассказала, как они играли с маленьким Луцием в подвиги Геракла. Ей в ту пору уже было четырнадцать лет, девица на выданье, а он совсем мальчишка, пулявший в придворных стрелами с деревянными наконечниками.

— Знаешь, как больно! Наконечники тупые, а синяки оставляли с денарий. Когда он попал в меня, я погналась за ним по коридорам, настигла и отшлепала. Он так кричал, потом вдруг настроение у него сменилось, и он объявил меня царицей амазонок Ипполитой.

Клавдия, закинувшая руку за голову, вздохнула.

— С того дня он играл только в подвиги Геркулеса. Кем я только не была — и Ипполитой, и Мегарой, и Омфалой, и Деянирой. ⁹Совсем ребенок, а уже лез под тунику. Требовал — раз он Геркулес, а я его законная супруга, значит, у нас все должно быть, как у взрослых. Такой простодушный. Я все думаю, что подарить ему на свадьбу?

— С той поры он стал менее простодушен и более жесток, — откликнулся Бебий. — Луций научился потешать глупцов и держать в напряжении проницательных. Подарок на свадьбу?.. Это, действительно, трудная загадка.

Пауза, затем муж спросил.

— Как ты посмотришь на то, чтобы отправиться со мной в Паннонию? Купим или построим дом в Сирмии. Мне будет спокойнее.

— Ты ожидаешь каких-то несчастий? — забеспокоилась жена.

Бебий не ответил, перевернулся на правый бок, вздохнул и сомкнул веки.