Читаем Коммод полностью

Радуют сообщения из провинций. Все полководцы Марка – Публий Пертинакс, Сальвий Юлиан, наместник Африки и лучший полководец прежнего правителя Септимий Север, наместник Британии Ульпий Марцелл, наместник Вифинии Клодий Альбин – встревожены, все клянутся в верности моему хозяину, однако выступать на помощь не спешат. Отговариваются тем, что это не выход. Стоит кому-нибудь из них или всем сообща выступить первыми, пусть даже и по приказу императора, Переннис тут же дезавуирует это распоряжение, объявит себя защитником Коммода, а выступившие на защиту законного принцепса полководцы будут объявлены мятежниками. В удобный момент он втихомолку ликвидирует принцепса и свалит убийство на мятежников. Руки тогда у него будут развязаны. По моему мнению, Переннис только того и дожидается, чтобы у кого-то из тех, кто обладает силой, и прежде всего у императора (который, к сожалению, оказался лишен всякой силы), дрогнули нервы. Лучшей услуги ему и предоставить невозможно. Мне с трудом удалось втолковать Луцию, какую хитроумную ловушку подстроил ему Переннис.

Император совсем сник. Окончательно добила его посылка из провинции, где у Перенниса тоже есть верные люди. У одного из тайных гонцов были захвачены золотые монеты с профилем Перенниса на аверсе и надписью: «Имп. Тигидий Авг.». На реверсе изображены Капитолийская волчица и два младенца, сосущие молоко из ее сосков.

Коммод до сих пор не может взять в толк, зачем Переннису, имея такое прекрасное настоящее, понадобилось жертвовать будущим? Если бы не Марция – да, Бебий, она теперь живет в покоях Фаустины, – цезарь окончательно бы раскис. Луций прячется у своей же наложницы, в Городе и на торжественных церемониях не появляется. Боится.

Бебий, у этой женщины несгибаемый дух, надеюсь, у тебя тоже. Если у тебя есть дельные советы, немедленно сообщи, что можно предпринять в такой обстановке, но в любом случае удержи, насколько возможно, переданные под командование Валерию Переннису легионы от бунта. Хотя бы дай нам знать, на какие легионы мы можем рассчитывать. По моим подсчетам, даже если обнадеженный всеми знамениями Переннис выступит, у нас остается надежда, что по крайней мере три легиона будут на нашей стороне, а это как-никак сила.

Не буду скрывать, что Переннис отлично подготовил свое выступление. Дело дошло до того, что он вошел в тайные сношения с Виктором Матерном, разбойником и грабителем, который вволю погулял в провинции Аквитания. Когда в Аквитанию был отправлен Лет, охотник, извещенный Тигидием, сумел вырваться из организованной ему ловушки и с лучшими, если такое слово уместно в данном случае, своими людьми перебрался на север Италии и отсиделся в Циспадане. Теперь его обнаружили в окрестностях Рима, и это неспроста. Коммод обвиняет Лета в предательстве, но я воззвал к его разуму, заметив, что Квинт первым сообщил, что встретил людей Матерна в Риме. Зачем ему признаваться в этом, возьми он сторону своего префекта.

Итак, постарайся удержать свои легионы. Если сможешь, заплати им из своего кармана, а мы здесь постараемся потянуть время, потому что время – наше единственное спасение. Оно работает на нас. Как только Переннис выступит, нам в любом случае необходимо спасти цезаря. Ради Рима, ради сохранения державы, потому что иначе вспыхнет гражданская война. Ни Пертинакс, ни Север, ни Марцелл, ни Альбин никогда не примирятся с узурпацией власти. Владычество Тигидия для них – верная гибель. Впрочем, для тебя тоже. Для всех нас этот мятеж грозит гибелью. Вспомни Тацита, описывавшего первую гражданскую войну, начавшуюся после смерти Нерона. Тогда у римлян было только двадцать пять легионов, и от солдатских грабежей и нескончаемых убийств в Италии пало несколько сотен тысяч человек. Ныне у нас сорок легионов, то есть солдатни развелось как крыс. Как только вся эта увешанная оружием, склонная к разбою не меньше, чем Матерн с своими людишками, кровожадная свора обрушится на честных обывателей, всем будет худо. Твоей Клавдии тоже. Решай, Бебий!»

<p>Глава 4</p>

Получив послание от Клеандра, Бебий не стал медлить. Предупрежденный Тертуллом, ознакомленный от верных друзей в столице с подлинной картиной событий, услышав призыв императора о помощи – вряд ли Клеандр решился связаться с ним только от своего имени, – легат-пропретор быстро принял решение. Уже через сутки, в октябрьские календы (1 октября), Лонг во главе пяти десятков мавританских конников спешным порядком отправился в Италию.

Момент оказался на редкость удачный – в эти же дни сын Тигидия Валерий отправился в Нарону, самый дальний город провинции Далмация, где располагался лагерь самого дикого и необузданного соединения в римской армии – IV Флавиева Счастливого легиона. Подбить этих головорезов на выступление не составляло больших трудов. Оттуда, по сообщениям соглядатаев, Валерий собирался отправиться в Верхнюю и Нижнюю Мёзии[54]. С востока они граничили с провинциями Далмация и Нижняя Паннония. На юге – с Фракией и Македонией.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза