Читаем Коммод полностью

Вид Коммода потряс легата. Император был не похож сам на себя. Сидел, сгорбившись, на постели, без конца дергал себя за пальцы, проклинал лживых царедворцев, льстивых друзей, коварных вояк. Поражался, насколько ничтожна человеческая порода, называл людей мразью, дерьмом, ослиным ошметьем, земляными червями, выродками, пылью под ногами, тварями, дрянными существами, при этом постоянно прикладывался к стеклянной амфоре с фалернским. Марция, наряженная амазонкой, пыталась отнять у него сосуд, однако император протестующе мычал и прижимал вино к себе.

Здесь же были Клеандр, Квинт Лет и Тертулл, у входа в апартаменты императрицы держал оборону Вирдумарий, не допускавший сюда никого из посторонних.

Первое, на что Бебий обратил внимание цезаря, – это огромное число преторианцев, снующих по коридорам. Он спросил: нельзя ли каким-нибудь образом удалить их из дворца?

– Бесполезно, приятель, – засмеялся император. – Я уже пробовал. Они не слушаются меня. Отошлешь какого-нибудь мерзавца, он исчезнет, глядишь, а на его месте уже топчется следующая мразь.

– Что же, во всех преторианских когортах не осталось верных тебе людей?

Ответил за Коммода Лет:

– Тех, кто с Переннисом, меньшинство, однако они и верховодят. Большинство боится, ведь никто до конца не может понять, что творится во дворце. Того и гляди, обвинят в нарушении приказа и тут же снесут голову. Такие примеры есть. На первый взгляд все выглядит как вполне естественные меры предосторожности, однако попробуй цезарь выйти из дворца, его тут же вернут назад. Таков, мол, приказ. В целях безопасности… Ввиду чрезвычайных обстоятельств… Что я тебе объясняю, сам знаешь.

– Неужели нет никакой возможности покинуть дворец? – удивился Бебий. – Тогда можно было бы отправиться к верному тебе человеку, у которого в руках сила. Там издать декрет, объявляющий Перенниса вне закона. Он и месяца не продержится против нашей объединенной мощи.

Клеандр, Тертулл, Лет странно посмотрели на Бебия. Квинт даже позволил себе презрительно хмыкнуть. Марция вздохнула – Бебий нашел ее удивительно похорошевшей, зрелой женщиной, мельком отметил, что ее глаза по-прежнему прекрасны, однако теперь ее красота ни капельки не волновала его. Удивительно, даже сердце не вздрогнуло. Воистину время лечит.

Коммод перестал дергать пальцы, усмехнулся.

– Хорошо придумано, Бебий, но это не выход. По крайней мере для меня. Сомнительно, чтобы Переннис выпустил меня из своих когтей. Ко мне всякий может заходить и выходить, только не я. Уже проверено. Меня вновь затолкают в эти комнаты. Но давай предположим, что мне удалось вырваться из Рима и добраться до Сицилии, где сидит Пертинакс. В этом случае я, вырвавшись из одной беды, попаду в другую. Полностью окажусь во власти старика и очень сомневаюсь, сохранит ли он верность, когда войдет со своими легионами в Рим. Я верю Пертинаксу, но знаю, на что способны окружающие всякого сильного человека лизоблюды. Они постараются убедить его, что мертвый цезарь лучше, чем живой, что стоит мне вновь взять власть в свои руки, как я тут же казню своего спасителя. Что в таких делах никогда нельзя останавливаться на полпути, а следует идти до конца. Приведут сотни примеров, будут пугать днем и ночью. Вряд ли старик устоит. Добраться с тобой до Виндобоны и царствовать оттуда? Я лучше сдохну как собака, но не вернусь в эту гнусную страну. К тому же Переннису легко будет запереть меня в этом медвежьем углу и лишить связи с остальными провинциями. Тем самым мы дадим ему возможность бить моих союзников поодиночке. Но главное в другом.

Он встал и, потягиваясь, прошелся по спальне. На ходу поднял кочергу, которой помешивали угли в очаге, согнул железяку, завязал ее узлом, показал ее легату.

– Понятно, Бебий?

Легат-пропретор отрицательно покачал головой.

Коммод приглушенно рассмеялся.

– Это же так просто! Какой же я, к лярвам, Геркулес, если побежал искать спасения у подчиненного! У простого смертного!! Как мне дальше править этой земной помойкой? Поверь, я уже подумывал над тем, чтобы сбежать из дворца, однако поверь, Бебий, ничего, кроме отложенной и позорной смерти, этот вариант не несет. Лучше пусть меня сожгут здесь, в сердце империи, чем я…

Тертулл бросился к нему:

– Император, мы не допустим!.. Народ за тебя, весь Рим за тебя!..

Коммод вновь горько усмехнулся, положил руку ему на плечо.

– Не допусти, друг. Попытайся поднять народ. Кричи из окна: цезаря держат в заложниках! Цезарю грозит смерть! Сын божественного Марка в опасности! Как полагаешь, многие придут на помощь?

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза

Все жанры