Вид Коммода потряс легата. Император был не похож сам на себя. Сидел, сгорбившись, на постели, без конца дергал себя за пальцы, проклинал лживых царедворцев, льстивых друзей, коварных вояк. Поражался, насколько ничтожна человеческая порода, называл людей мразью, дерьмом, ослиным ошметьем, земляными червями, выродками, пылью под ногами, тварями, дрянными существами, при этом постоянно прикладывался к стеклянной амфоре с фалернским. Марция, наряженная амазонкой, пыталась отнять у него сосуд, однако император протестующе мычал и прижимал вино к себе.
Здесь же были Клеандр, Квинт Лет и Тертулл, у входа в апартаменты императрицы держал оборону Вирдумарий, не допускавший сюда никого из посторонних.
Первое, на что Бебий обратил внимание цезаря, – это огромное число преторианцев, снующих по коридорам. Он спросил: нельзя ли каким-нибудь образом удалить их из дворца?
– Бесполезно, приятель, – засмеялся император. – Я уже пробовал. Они не слушаются меня. Отошлешь какого-нибудь мерзавца, он исчезнет, глядишь, а на его месте уже топчется следующая мразь.
– Что же, во всех преторианских когортах не осталось верных тебе людей?
Ответил за Коммода Лет:
– Тех, кто с Переннисом, меньшинство, однако они и верховодят. Большинство боится, ведь никто до конца не может понять, что творится во дворце. Того и гляди, обвинят в нарушении приказа и тут же снесут голову. Такие примеры есть. На первый взгляд все выглядит как вполне естественные меры предосторожности, однако попробуй цезарь выйти из дворца, его тут же вернут назад. Таков, мол, приказ. В целях безопасности… Ввиду чрезвычайных обстоятельств… Что я тебе объясняю, сам знаешь.
– Неужели нет никакой возможности покинуть дворец? – удивился Бебий. – Тогда можно было бы отправиться к верному тебе человеку, у которого в руках сила. Там издать декрет, объявляющий Перенниса вне закона. Он и месяца не продержится против нашей объединенной мощи.
Клеандр, Тертулл, Лет странно посмотрели на Бебия. Квинт даже позволил себе презрительно хмыкнуть. Марция вздохнула – Бебий нашел ее удивительно похорошевшей, зрелой женщиной, мельком отметил, что ее глаза по-прежнему прекрасны, однако теперь ее красота ни капельки не волновала его. Удивительно, даже сердце не вздрогнуло. Воистину время лечит.
Коммод перестал дергать пальцы, усмехнулся.
– Хорошо придумано, Бебий, но это не выход. По крайней мере для меня. Сомнительно, чтобы Переннис выпустил меня из своих когтей. Ко мне всякий может заходить и выходить, только не я. Уже проверено. Меня вновь затолкают в эти комнаты. Но давай предположим, что мне удалось вырваться из Рима и добраться до Сицилии, где сидит Пертинакс. В этом случае я, вырвавшись из одной беды, попаду в другую. Полностью окажусь во власти старика и очень сомневаюсь, сохранит ли он верность, когда войдет со своими легионами в Рим. Я верю Пертинаксу, но знаю, на что способны окружающие всякого сильного человека лизоблюды. Они постараются убедить его, что мертвый цезарь лучше, чем живой, что стоит мне вновь взять власть в свои руки, как я тут же казню своего спасителя. Что в таких делах никогда нельзя останавливаться на полпути, а следует идти до конца. Приведут сотни примеров, будут пугать днем и ночью. Вряд ли старик устоит. Добраться с тобой до Виндобоны и царствовать оттуда? Я лучше сдохну как собака, но не вернусь в эту гнусную страну. К тому же Переннису легко будет запереть меня в этом медвежьем углу и лишить связи с остальными провинциями. Тем самым мы дадим ему возможность бить моих союзников поодиночке. Но главное в другом.
Он встал и, потягиваясь, прошелся по спальне. На ходу поднял кочергу, которой помешивали угли в очаге, согнул железяку, завязал ее узлом, показал ее легату.
– Понятно, Бебий?
Легат-пропретор отрицательно покачал головой.
Коммод приглушенно рассмеялся.
– Это же так просто! Какой же я, к лярвам, Геркулес, если побежал искать спасения у подчиненного! У простого смертного!! Как мне дальше править этой земной помойкой? Поверь, я уже подумывал над тем, чтобы сбежать из дворца, однако поверь, Бебий, ничего, кроме отложенной и позорной смерти, этот вариант не несет. Лучше пусть меня сожгут здесь, в сердце империи, чем я…
Тертулл бросился к нему:
– Император, мы не допустим!.. Народ за тебя, весь Рим за тебя!..
Коммод вновь горько усмехнулся, положил руку ему на плечо.
– Не допусти, друг. Попытайся поднять народ. Кричи из окна: цезаря держат в заложниках! Цезарю грозит смерть! Сын божественного Марка в опасности! Как полагаешь, многие придут на помощь?