Читаем Коммод полностью

Наступило молчание. Бебий прикинул и так, и этак – сразу не мог переварить сказанное императором. Была в его словах какая-то глубинная, свойственная только идиотам правда. Но в чем она, уместна ли она, понять было трудно. Конечно, спасать свою жизнь посредством крайнего унижения было недостойно цезаря, но интересы Рима, долг правителя!.. Ради них цезарь должен быть готовым пожертвовать всем, даже честью! Так, по крайней мере, утверждали знатоки философии. Слова были правильными, логичными, но гнусными до предела. Марция подошла к императору, прижалась к нему. Женщина всегда чует, где истина. Она не оставит его в смерти, это Бебий понял сразу и до конца. Сердце забилось гулко, торжественно.

– Что ж, государь, у нас нет иного выхода, как покончить с Тигидием. Немедленно, этой ночью, потому что, если он узнает, что я здесь, он приставит к вам своих людей, меня казнит и усилит свою охрану. До него уже нельзя будет добраться. Со мной верные люди. Помнишь мавританцев, прибывших со мной в походный дворец?

– Этих чернокожих зверей?

– Да. Еще у нас есть Вирдумарий.

– Ты полагаешь, Переннис в этот час сидит у себя дома, безоружный, без охраны, и тешится с женой? – скептически скривился император. – Его дом охраняют почище императорского дворца. Там и двум когортам не справиться. Тем более что, по сведениями Клеандра, его нет дома.

– Где же он? – удивился Бебий.

– Никто не знает, где он устроил логово, – объяснил вступивший в разговор спальник. – Уходит вечером из дворца и исчезает на улицах Рима.

– Этого не может быть! – пожал плечами Бебий. – В Риме ничего невозможно скрыть.

– А Тигидий не из Рима, – съязвил император. – Он не знает об этом.

Никто не засмеялся. Клеандр с тем же скорбным видом добавил:

– Его видели на Авентинском холме.

Император с силой дернул себя за большой палец. Тот звучно хрустнул. Все напряглись, а Коммод, все так же кривясь, выговорил:

– Авентин большой.

Вновь тишина. Наконец Лет, до сих пор державшийся робко, в сторонке, подался вперед.

– Государь, я, кажется, догадываюсь, где может прятаться Тигидий. В доме Тимофеи.

– Кто такая Тимофея? – поднял на него глаза Коммод.

– Блудница, господин, редкой красоты и ума шлюха.

– Отличная характеристика, Лет. Ты, оказывается, знаешь куда больше, чем можно было предположить. Ну, Квинт, погоди, я еще разберусь с тобой, хитрюга… Подонок!..

Бебий перебил императора:

– Ты уверен, Квинт?

– Мне так кажется, Бебий! – Лет внезапно повеселел и во весь голос крикнул: – И я не подонок, государь!

– Ладно, – Коммод обреченно махнул рукой, – ты не подонок.

– И не хитрюга!..

Бебий вновь решительно остановил намечавшуюся перепалку.

– Что будем делать, государь? – спросил он. – Нельзя терять ни минуты. Либо мы Перенниса, либо он нас.

– Я не знаю, Лонг. Если у тебя есть план, действуй! Будешь вознагражден. Вспомни, чем ты обязан моему отцу, мне. Никого не щади. Я посижу без Вирдумария. Страшно, Бебий, но можешь на меня рассчитывать. В случае чего буду защищать Марцию. Живым я им не дамся. Обязываю тебя, убей Перенниса. Убей негодяя. Сегодня, завтра, через год, через десять лет, но убей его. Своим наследником назначаю Пертинакса. Нет, лучше Септимия Севера. Запомнили? Такова была воля отца. Я напишу бумагу. Она будет у Тертулла.

Лонг, Лет и Вирдумарий тем же путем выбрались из дворца. За то время, что шли через залы, полные подозрительно посматривавших на них преторианцев, словом не перемолвились. Только оказавшись за крепостной стеной, ограждавшей Палатинский холм со стороны Тибра, встретившись с мавританцами, похожими на жуткие безличные фигуры жителей Baratrum (преисподней), выползавшие из мрака, Бебий решил подробнее расспросить Лета.

– Почему ты решил, что Переннис прячется у этой… как ее?

– Тимофеи, – подсказал Квинт и горячо добавил: – Прикинь, Бебий, есть у меня один знакомый сингулярий. Человек верный и не трепло – три года назад передал Тигидию, отправленному в Аквитанию, весточку: мол, быть тебе префектом претория. С той поры он попал в милость к Тигидию. Этот всадник в разговоре со мной раза два упомянул, что без Тимофеи Тигидий жить не может. Прикипел, говорит, сердцем и проводит у нее все ночи. Это, с одной стороны. С другой, дом свиданий на Авентине – место тихое, неприметное. Третье, в последние три месяца Тимофея больше не принимает гостей. Всем вежливо отказывает. Мне тоже. Ссылается на обет, который она поклялась выполнить. Мол, Исида дала ей знамение. Вот еще что – все подруги Тимофеи, подрабатывавшие в этом доме, выехали из Рима, и никто их больше не видел. Полагаю, охраны с Тигидием раз-два и обчелся, иначе Клеандр давным-давно разнюхал, где прячется предатель.

– Ты сможешь проникнуть в дом, не поднимая шума? Проверить, там ли он?

Лет зло рассмеялся.

– Ты полагаешь, Тигидий простак? Если его там нет, я смогу проникнуть в дом, а если он там прячется, то…

– Нет, Тигидий не простак, но и он клюнет на известие – цезарь призывает его стать соправителем.

– Ты с ума сошел! – не удержался от вскрика Квинт. – Коммод ни слова не сказал об этом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза