Читаем Коммод полностью

– И не надо. Пусть этот разговор останется между нами.

Лет задумчиво покачал головой.

– Конечно, это хорошая приманка…

– Вот так и давай действовать. Постучишь, если спросят, потребуешь Тигидия. Если его там нет, спросишь, где его искать.

– Договорились, – засмеялся Лет. – А ты, оказывается, хитрюга, Бебий! Настоящий подонок. Между нами, Бебий, тебе бы быть цезарем, тогда я спал бы спокойно.

– Цезарь – это не должность, а судьба. Менее всего ее выбор зависит от достоинств человека, но об этом позже, а сейчас – вперед.

Особняк отыскали быстро. Снаружи охраны не оказалось. Чернокожие солдаты без шума окружили строение, спрятанное в глубине квартала, за пропилеями. Им было приказано убивать всех, кто попытается выскочить из окон. Подобравшись к порогу, Лет помедлил, потом тяжело вздохнул и рукоятью меча постучал в створку. За спиной возвышался Вирдумарий. Рядом в темноте притаился Бебий.

Из-за двери послышался испуганный женский голосок:

– Кто?

– Я, Лет. Мне хозяйку.

– Хозяйка занята.

– С хозяином?

Из-за двери не ответили.

– Что молчишь? – рявкнул Лет.

– Заткнись, трибун, – донеслось изнутри. На этот раз ответил мужчина: – Что у тебя?

– Известие от императора.

– Нельзя подождать до утра?

– Это ты, Теренций? – прижавшись к двери, спросил Лет. – Слова императора могу передать только с глазу на глаз.

– Ты один?

– Нет, со мной Вирдумарий.

Наступила тишина. Прошло несколько минут. Наконец из-за двери донеслось:

– Хорошо, ты войдешь, германец останется во дворе.

– Согласен.

Бебий слегка шлепнул Лета по плечу, тот чуть отодвинулся в сторону. Вирдумарий подался вперед, приготовился. Когда на той стороне закончилось звяканье отодвигаемых засовов и створка чуть приоткрылась, телохранитель с силой рванул дверь на себя.

От такого мощного рывка Теренций, успевший стать декурионом преторианцев, вылетел на улицу. Здесь его тут же скрутили мавританцы, которым было строго-настрого приказано не шуметь, действовать тихо, кулаками. Оружием не звякать, применять его только в том случае, если не будет иного выхода или начнется свалка.

Лет, Вирдумарий, Бебий ворвались в прихожую. Их появление оказалось настолько неожиданным, что ни сидевший в вестибюле центурион, ни два могучего роста преторианца не успели выхватить мечи. Преторианцев сразили Вирдумарий и Лет, а Бебий ударом кулака лишил чувств центуриона. Глаза у молоденькой привратницы, стоявшей возле арочного входа на лестницу, расширились, она успела ойкнуть. На ее вскрик на верхнюю площадку выбежал преторианец и тут же, схватившись за горло, упал и покатился вниз по ступеням. Один из вбежавших в вестибюль мавританцев пустил в него стрелу из кавалерийского арбалета.

Между тем ошеломленный Вирдумарий оцепенел, не в силах отвести взгляд от срамных картин, развешанных по стенам вестибюля. Игры женщины с самцом-оленем заставили его разинуть рот.

– Наверх! – указал Лет.

В том же порядке нападавшие устремились вверх по лестнице. В главном зале расположились еще двое солдат. Эти успели выхватить оружие, но тут же пали под ударами Лета и Вирдумария.

Далее ворвались в левый коридор, заглянули в триклиний, в спальню, где на огромном душистом ложе стояла на коленях молодая, красивая, с распущенными волосами женщина. Она прижимала простынь к груди и оторопело глядела на ворвавшихся воинов. Лет указал на нее мечом и крикнул.

– Это Тимофея!

Затем первым выскочил из спальни и махнул рукой:

– Вниз!

Всей группой они бросились к узкой лестнице, ведущей в нижнюю часть особняка.

Всего какого-то мгновения не хватило Переннису, чтобы добежать до терм и воспользоваться запасным выходом. Они догнали Тигидия возле бассейна. Тот с отчаяния, как был завернут в белое покрывало, так и прыгнул в воду. Водоем был скромный, его скорее можно было назвать большой ванной. Стенки и пол были выложены белым мрамором, в углах скульптурные группы – амуры, поражающие стрелами наяд.

Окруженный со всех сторон, Переннис не спеша выпрямился в полный рост. Вода доходила ему до груди.

– Вот и все, Тигидий, – обратился к нему Бебий. – Вы ходи, будь мужчиной.

Тот не обратил на легата-пропретора внимания, глянул на Квинта.

– И ты, Лет?

– Я исполняю свой долг.

– А когда соглашался ограбить Фуфидия, тоже исполнял долг? Или когда позволил сбежать Матерну?

– Это теперь не имеет значения, Тигидий, – предупредил его Бебий. – Лет сегодня доказал свою верность императору.

– Мне жалко тебя, Бебий, – засмеялся Переннис. – По всем статьям прекрасный полководец, но дурак. Неужели ты полагаешь, что сегодняшняя ночь пройдет для тебя даром? Неужели тебе непонятно, следующим, кого лишат головы, будешь ты? Неужели ты до сих пор веришь нашему Геркулесу, в котором нет ничего не то что от отца, но и от человека. Тем более от Бога.

– И это не поможет. Умри как воин. Сейчас не время пророчествовать.

Тигидий кивнул и начал по воде приближаться к ступеням, ведущим к бассейну. При этом торопливо договорил:

– За меня, Бебий, не беспокойся. Я горд тем, что довел дело до конца. Не застрял на полдороге, как ты, так и не понявший, что выжить сейчас можно, только избавившись от Геркулеса.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза