Коммод

Предков поминали в военном лагере возле Виндобоны, на претории при выстроенных легионах, в кругу статуй, посвященных отеческим богам – Юпитеру, Юноне и Минерве, Августу, Юлию Цезарю, возле огромного изваяния Геркулеса, считавшегося при Антонинах покровителем императоров, а также вблизи от алтарей, посвященных божественной Дисциплине, Доблести и Риму (Roma Aeterna)[23]. Собравшиеся воины торжественной овацией отдали долг памяти героическим предкам. На церемонии присутствовал молодой цезарь. Тогда же были выданы: жалованье, денежные поощрения и боевые награды – браслеты, фалеры (медали) для грегариев и принципалов, торквесы (ожерелья) – центурионам; венки, почетные флажки и копья – офицерам. Были отмечены и легат Лонг, и префект Переннис, обоим были вручены почетные копья.

На следующий день в сопровождении конной охраны в замок примчался легат XIV легиона Квинт Эмилий Лет. Ворвался галопом, из-под копыт комьями полетела грязь. Слуги бросились врассыпную, вольноотпущенники, как всегда, зычно спорившие возле канцелярии, отпрянули к стене, начали разбегаться. Лет осадил коня возле толпы во главе с цезарем, не спеша перебиравшимся из бань в триклиний, перебросив ноги на одну сторону, соскочил на землю, вскинул руку в приветствии и привычно-громогласным голосом провозгласил:

– Аве, цезарь! Как вы тут без меня?

Император отпрянул, замахал на него руками:

– С ума сошел! Всех грязью забрызгал! Что, теперь назад, в моечную?

– Почему бы нет, повелитель! – весело отозвался Лет. – Я, например, с удовольствием. В Карнунте мне рассказали удивительную банную историю, обхохочешься! Ба, какие люди! И ты здесь, Бебий! Вот так встреча. А то я уж подумал, не превратился ли ты в медведя в своей Моравии?

Коммод взглядом осадил его. Выказав неудовольствие и наполнив взгляд величием, спросил:

– Что за история?

– О том, как некий городской декурион[24], мужичонка тщедушный, отправился в общественные бани, захватив с собой женскую одежду. Не знаю, кто перепутал, домашний раб или рабыня. А может, сама жена? Нравы у местных дикие. Следует добавить, что жена у магистрата была баба здоровенная, почти как Клиобела. Кстати, – обратился Лет к сопровождавшему цезаря спальнику, – как твоя полюбовница?

– Ах, господин, – вскинул руки Клеандр, – если бы она была только моя полюбовница, это еще полбеды. Теперь она Венера Виндобонская.

– Что творится в Виндобоне! – изумился Эмилий. – Здесь объявилась своя богиня-покровительница? И я ничего не знаю?! Это обидно, цезарь, держать в неведении своего лучшего легата.

Коммод поджал губы.

– Не слишком ли высоко метишь, Лет? Лучшим легатом в армии считают Лонга. Хотя кто знает, может, ты и прав. Ты, безобразник, не томи. Что насчет магистрата?

– Если есть желающие дослушать эту историю, а также другие, например, о том, как некий гражданин обнаружил, что его дочь, спавшая на веранде, руками поймала соловья, прошу в парилку. Полчаса, цезарь, – и я вновь буду чист, умыт и послушен, как малое дитя.

Коммод вздохнул и, поколебавшись, распорядился:

– Прежде расскажи о соловье, тогда будет видно, стоит ли нам всей компанией вновь смазывать тела маслом, потеть, смывать пот, отдаваться рабу-массажисту, слушать твои байки или полезнее будет вкусить сытую и здоровую пищу?

– Охотно, государь! – воскликнул Лет. – С некоторых пор, Луций, у молодых девиц в Медиолане (Милане) возникла мода слушать по утрам соловьев. Неподалеку от этого города жила девица, весьма приверженная велениям моды. Однажды она спросила у родителей разрешения спать на открытой веранде, чтобы не пропустить утреннее пение этих сладкоголосых птах. Дочь была единственным ребенком, и родители, очень любившие ее, дали согласие. С тех пор девица укладывалась на ночь на открытом воздухе.

Причина такой страстной любви к соловьиному пению заключалась в том, что у этой девицы был сердечный дружок. Вот она и придумала ночевать на открытой со всех сторон веранде, чтобы ее любовнику не приходилось по ночам проникать в дом, где его вполне могли счесть за вора. С наступлением темноты тот перебирался через забор и влезал на веранду, где молодые люди тешились до первых признаков зари.

Как-то любовники, слушая соловьев, которых, как всем известно, в окрестностях Медиолана несметное количество, так запарились, что потеряли осторожность и проспали до рассвета. Как назло, той ночью отца мучила бессонница, и с первыми лучами солнца он отправился прогуляться по усадьбе. Заглянул и на веранду. И что же он видит?

Лет сделал паузу, его лицо приобрело таинственное выражение.

Император, затаивший дыхание, широко открыл глаза.

– Что? – спросил он.

– Его дочь лежит в обнимку с неким юнцом и одной рукой сжимает то, что доставляло ей такую радость по утрам.

– То есть соловья? – уточнил Коммод.

– Точно, государь, – подтвердил Эмилий Лет. – Из той замечательной породы, что живут в мужских штанах.

– А-а, так и говори, – засмеялся цезарь.

В этот момент заинтригованный Песценний тоже вставил в разговор умное слово.

– Каким же оказалось решение отца? – спросил он. – Он достойно наказал беспутную?