Коммуна, или Студенческий роман

– Меня… сейчас… вырвет! – только и смогла выдавить Поля, и её скрючило в желудочном спазме.

Естественно, подружки тут же вызвали Вадима – и он «госпитализировал» Полину в тёплую каптёрку, где пахло всего лишь металлической пылью. Замотал её в такой же, как у тех мужиков, ватник, притащил горячего чаю, вкусных мягких булок с маслом, и так она там и просидела, пока за ними не приехали машины – то есть до самого вечера. Спала, пила чай, снова спала и снова пила чай. Пару раз только заглядывал хмурый Вадим – и тут же уходил, ни слова так и не сказав, мерзавец! Зато вездесущий Примус хоть немного развеселил. Вломился к ней с кульком конфет и заявил с порога:

– Знаете… кое-кто из пассажиров выражает неудовольствие, что вы вчера рыбу не чистили. Говорят, что вы на привилегированном положении и не желаете работать. Нужно, чтоб вы как-нибудь проявили свою готовность!

Очухавшаяся Полина с радостью подхватила диалоговый мяч.

– Ну что ж, я готова проявить готовность.

– Прямо не знаю, что для вас придумать… Не палубу же вас заставить мыть.

– А-ах! Мыть палубу! Розовая мечта моей молодости![21]

Отсмеявшись, они с удивлением уставились друг на друга.

– Примус, не знаю, поверишь ли ты, но за пять минут до твоего прихода я вспоминала именно этот эпизод из Тэффи.

– Охотно поверю, юная леди. У нас с вами очень много общего. Я бы даже мог назвать это сродством душ. Но, увы и ах, боюсь, вы решите, что моего друга и брата Вадима вам сподручнее иметь под рукой, чтобы вы и дальше могли, жизнерадостно сияя мордахой и приговаривая «гэп-гэп!», играться в мытьё палуб. Увы мне, я не так витален, как он. «Говорят, на завтра она записалась в кочегарку. Впрочем, может быть, это враньё». – Примус вдруг стал возвышенно-печален. Вне всякой позы. В тёплом воздухе каптёрки повисло неловкое молчание. Полина погладила Примуса по плечу. Он вздохнул и тут же доцитировал уже своим обыкновенным ёрническим тоном:

– Ну, это уже было бы совсем чересчур, – пожалела меня одна из дам.

– Ну что ж, – успокоила ее другая. – Писатель должен многое испытать. Максим Горький в молодости нарочно пошёл в булочники.

– Так ведь он в молодости-то ещё не был писателем, – заметила собеседница.

– Ну, значит, чувствовал, что будет. Иначе зачем бы ему было идти в булочники?[22]

– Ты совершенно прав, Лёш. Я частенько чувствую себя такой же дурой, как те дамы, что сплетничали о Тэффи.

– Ну, ты скорее такая же «дура», как сама Тэффи. Ты очень тонко чувствуешь, всё цепко подмечаешь – отсюда и чрезмерная ирония. Будешь умницей – разовьётся в самоиронию. В то самое, что люди глупые именуют «цинизмом».

– Так что, думаешь, мне в писатели податься? Иначе зачем бы я торчала тут, на консервном заводе? – хихикнула Полина.

– Отчего бы и нет? Ты явно не лишена талантов. Я прочитал те нехитрые записки, что ты писала Кроткому, уж прости. Даже когда ты просто просишь его в письменной форме разыскать для тебя очередную порцию вменяемой воды – то совершенно гениально. Он, кстати, не видит в этих записочках ничего, кроме вопля алчущего пресной воды. В этом наша с ним принципиальная разница. Я вижу, но воды не достану. Он – не видит, но ты пьёшь нормальную воду. Эх, нас бы с батькой Вадей в одну говномешалку, на манер этих, – он кивнул в сторону двери, ведущей в цех, – гениальный бы мужик вышел! Отдыхай, дорогая, пока папки Примус и Кроткий каждый свою линию обороны держат! – И он вышел из каптёрки, прикоснувшись к Полиной голове.

Всё в мире конечно. Даже лесоповал, не говоря уже о чертовски забавном студенческом колхозе.

Двадцать второго октября всех студентов собрали в актовом зале Дома культуры райцентра Татарбунары руководители района и пресловутый Мирон-подрядчик – эдакий советский фермер, – толканули речи и вручили грамоты – многим. В основном парням. Из девочек грамоты была удостоена одна-единственная особа – вот уж неожиданность так неожиданность! – городская девочка, вчерашняя школьница – Нила Кот. Не многочисленные сельские девахи из целевого набора, с детства к этим самым помидорам-перцам-синим привычные, а коренная одесситка из коммуналки на Среднефонтанской. Вот где ирония так ирония.