Они снова ехали всю дорогу, держась за руки.
Дома все жильцы давно проснулись. В Наташиной комнате слышались звуки «Спортлото» по телевизору, Люда сидела на балконе, готовилась к учебе, Оля готовила картофельные драники, а Марго собиралась в магазин — красилась.
Витя быстренько перекусил вчерашними котлетами с пюре, Оля добавила ему пару подрумяненных драников, страшно горячих и ужасно вкусных.
Через час он вышел из своей комнаты с телевизором.
— Ну, Олечка, принимай.
Все побежали к ней в комнату и, когда на экране возникло лицо Юрия Николаева из «Утренней почты», закричали как резаные!
Столько счастья бывает только в детях, наивных, непосредственных, и искренних. Витька, смотря на своих соседок, ставших уже родными, радовался их счастью.
***
А в понедельник случилось несчастье.
Витя сидел в комнате и читал новый номер журнала Смена, когда в коридоре послышался шум. Он понял сразу — что-то произошло. Нехорошее.
Вышел. У двери, прижавшись к стене, на полу сидела Марго и плакала. Люда пристроилась на корточках рядом и гладила Марго по голове.
Светка, стоявшая тут же, увидела Виктора и оживилась:
— Надо Виктора попросить помочь. В конце концов, он же наш мужик! Витя!
Тот поспешно подошел, присел к Марго.
— Витя… Витя… — шептала она сквозь слезы. — Меня ограбили…
Все смотрели на него вопросительно.
Витя в минуты беды всегда умел сосредоточиться. Научился этому с детства. Застывать в оцепенении, раскисать, поддаваться эмоциям? Потом, всё потом! Сейчас — холодный ум, трезвость суждений, логика и рассудок.
— Маргош, — он мягко отстранил Людочку, занял ее место, обнял плачущую женщину за плечи. — Расскажи всё, как было. Всё будет хорошо. Я же с тобой. Мы все с тобой.
— Да, Маргарита, сосредоточься. Витя поможет.
Марго, понемногу успокаиваясь, стала рассказывать:
— У нас на работе сегодня зарплата. Да что я тебе говорю, у тебя же тоже! Короче, сто пятьдесят три рубля. Плюс у меня коллега одна занимала в том месяце пятьдесят рублей на ковер, полтора на два. С небольшим брачком, поэтому всего сто рублей… Вот. Итого, у меня в кошельке сейчас лежало двести рублей. И три рубля в кармане.
— Зарплата моего педиатра, — констатировала Светка. — Месячная.
— Да, — грустно улыбнулась Марго. — Месячная. Хотела на книжку сто положить. Я на мебель откладываю…
— Не отвлекайся, — перебил ее Витя. — Дальше.
— До дома доехала нормально, на третьем автобусе. Вышла на остановке, вот там, за домом. Никого не было, только какой-то парень ходил, туда-сюда… Как будто нервничал, ждал кого-то. Я уже отошла от остановки, а там кусты, ну вы видели. Слышу — кто-то сзади бежит, я обернулась: парень этот… Еще подумала — забыл, наверное, что-то дома… А он, когда со мной поравнялся, рванул мою сумку и в кусты нырнул. Я и слова сказать не успела, оцепенела, рот открыла… Как дура…
Она снова заплакала, стала повторять: «дура, дура!»
— Так. Маргарита. Тихо, — стальным голосом сказал Виктор. — Еще поплачешь. Потом. И мы с тобой. За компанию. А пока скажи — как выглядел этот парень? И, кстати, сумка?
— Сумка обычная, дамская…
— Та, из «Зари», светло-бежевая? — перебила Люда. Марго кивнула.
Люда быстро сбегала в свою комнату и вернулась с дамской сумкой бледно-красного цвета.
— Похожа, — сказала Марго, — только моя бежевая. У тебя вон… дефицитная…
— По блату, — засмеялась Люда.
— Ладно, с сумкой ясно, — вернул тему Витя. — Парень!
— Нуу… — протянула Марго, — парень как парень. Лет двадцати, тощий. Высокий, выше меня. А, был в кедах! Черные, с белым кружком. Вроде джинсы. Темно было. Хотя… Там же, на остановке — фонарь… Точно: волосы у него длинные. Я еще подумала — если девушку ждет, с такими патлами вряд ли они долго продружат… А, и еще футболка желтая.
— Хорошо, — сказал Витя и встал. — Иди умойся и перекуси. Это поможет.
— А ты куда? — спросила Люда. — В милицию?
— В милицию? — переспросил Витя. — Вряд ли.
Он сходил в комнату, взял резинку от эспандера, сунул в карман. Кивнул девчонкам: я ушел.
И вышел.
Глава 20. Хорошими делами прославиться… можно!
Виктор сразу пошел к пятнадцатому дому. Там, во дворе стояла беседка, в которую иногда привозили передвижное кино. Недавно, например, показывали «Белое солнце пустыни». Тогда собрался весь двор, на скамейках было не протолкнуться, некоторые смотрели стоя. Хотя фильм и по телевизору крутили нередко, и большинство знало его наизусть. «Абдулла, поджигай» и «Стреляли!» — звучало из каждой детской компании.
Сейчас же в беседке, как в президиуме, располагался стол доминошников, за которым сидело человек десять молодых ребят и девушек. Двое были с гитарами, но играл только один: крепкий парень лет семнадцати, с решительным волевым лицом и коротко стриженый, в отличии от большинства окружающей его молодежи, которой было не больше лет пятнадцати. Он пел, окинув голову и закатив глаза: «Все отболит, и мудрый говорит: каждый костер когда-то догорит…». Все внимательно слушали, ловили каждое слово.
Витька подошел ближе, поискал глазами. Вон Сёма!