Коммунистические государства на распутье

В течение 1963 года масштабы и пыл восточногерманской полемики против китайцев очень походили на то, что делала в этом отношении Москва. 15 июля «Нейес Дейчланд» опубликовала Открытое письмо Центрального Комитета КПСС, а также текст двадцати пяти провокационных китайских тезисов, обнародованных за месяц до того и вызвавших это ответное советское письмо. В конце июля, вслед за прекращением китайско-советских идеологических переговоров в Москву Курт Хагер, председатель идеологической комиссии СЕПГ произнес на пленуме ЦК пространную и язвительную обвинительную речь против китайцев. Хотя полный текст речи Xагера не был напечатан сразу, все же в коммюнике, опубликованном по поводу состоявшегося пленума, китайцы осуждались в совершенно недвусмысленных выражениях. В октябре 1963 года журнал «Эйнхейт», теоретический орган СЕПГ поместил ряд статей, обвинительный антикитайский тон которых превосходил все, что появлялось в печати раньше. Журнал разоблачал китайцев как националистов, шовинистов, расистов, антимарксистов, примитивных коллективистов, неперестроившихся троцкистов, пустых фразеров и наглых болтунов[131]. Однако к концу года, когда Москва пыталась смягчить полемику, СЕПГ поступила так же. Так, в докладе Политбюро, с которым выступил Альберт Норден на пленум Центрального Комитета в ноябре 1963 года, подчеркивалось что «открытая дискуссия должна быть прекращена… чтобы эти разногласия не были подняты на государственный уровень», и говорилось, что «продолжение открытой полемики может быть на руку только врагам социалистических государств и мирового коммунистического движения»[132]. Тем не менее в феврале 1964 года, когда китайцы возобновили свои нападки на Хрущева, опубликовав седьмой раздел своего ответа на советское Открытое письмо от июля предыдущего года, СЕПГ первой из всех партий выступила в защиту русских. Обращаясь к Центральному Комитету от имени Политбюро, Хорст Зиндерман назвал китайскую статью «самой злостной из того, что было». Его нападки на китайцев были тут же Публикованы в «Нейес Дейчланд».

Постоянная поддержка русских против китайцев достойна внимания и в другом отношении. В отличие от более осмотрительной антикитайской позиции, например, Польской объединенной рабочей партии, оппозиция СЕПГ Пекину была всегда связана с подчеркнутым признанием «ведущей роли КПСС». В результате этого официальный гнев Восточной Германии распространился и на другие партии, которые хотя и были в основном настроены просоветски, все же пытались добиться для себя — и во многих случаях действительно добивались — некоторой независимости. Так, на чрезвычайном пленуме Центрального Комитета, созванном немедленно после XXII съезда КПСС, Герман Аксен, редактор «Нейес Дейчланд», обвинил Итальянскую коммунистическую партию в том, что она новь пробудила стремление к полицентризму, которое он назвал «сегодня еще более печальным, чем в 1956 году»[133]. Чтобы отчетливее подчеркнуть безоговорочное осуждение полицентризма Социалистической единой партией Германии, в введении к ее новому уставу, принятому на VI съезде, эта партия называется составной частью международного коммунистического движения, а КПСС — его утвердившимся «авангардом».

Чем же объяснить безоговорочную просоветскую позицию, занятую ульбрихтовским руководством СЕПГ? Разве не было вопросов, разделявших Восточный Берлин и Москву?

Китайцы, конечно, не думают, что интересы Ульбрихта полностью совпадают с интересами Хрущева. Они, видимо, подают, в какой степени режим Ульбрихта пытался противоборствовать недовольству внутри ГДР с помощью динамической, агрессивной антизападной политики. Поэтому китайцы подняли вопрос о Берлине и более широкий вопрос о Германии в целом. Они сделали это косвенно еще в 1961 году, после съезда КПСС, на котором Хрущев — к явному разочарованию Ульбрихта — отменил ранее намеченный крайний срок принятия советских условий по берлинскому вопросу, у это время Энвер Ходжа, албанский рупор Китая, обвинял Хрущева в нерешительности и самой что ни на есть трусости. Однако к лету 1963 года китайские комментарии по поводу положения в Германии стали более непосредственными и резкими. Теперь китайцы считали, что в обмен на ограниченное соглашение с Западом о запрещении ядерных испытаний русские сознательно продали Германскую Демократическую Республику. Этот вывод они основывали на готовности Советов принять требование Запада о том, что присоединение К соглашению о запрещении ядерных испытаний не предполагает признания Германской Демократической Республики любой из подписавших сторон, которая до того не признала Восточную Германию. Такая позиция Советов, по словам китайцев, представляла собой акт предательства, «нанесший серьезный ущерб интересам Германской Демократической Республики»[134].