Высланная на восток разведка не дошла до Баалона. В двух с половиной километрах от Ла-Орнь противник захватил перекресток дорог, ведущих на Омон и Баалон. В 12 часов 30 минут бригада спаги была, таким образом, окружена с трех сторон и отрезана от соседних соединений. Единственный выход оставался только через холмы в тылу Ла-Орнь, где уже шел бой западнее Пуа-Террона. Нужно было продержаться до тех пор, пока подкрепления 14-й пехотной дивизии, которые подходили с тыла, успеют закрыть расширявшуюся брешь на юге. Вдали, на вершинах холмов в лесах Ла-Баскюль видны были разрывы снарядов. Немецкая авиация бомбила высоты. По лесным проселкам немецкая пехота пыталась проникнуть с востока в деревню на Омонской дороге.
На кладбище Пезе, потерявший много крови, уселся на могильную плиту. Левая рука висела, как плеть. По ней бегали мурашки. Предплечье было ледяное. Но с чужой помощью он еще сможет швырнуть гранату. Привели еще раненых. Возле убитого товарища стояли на коленях два марокканца и бормотали нараспев молитвы, стукаясь лбом о землю. Пезе оглядывал маленькое деревенское кладбище, окруженное низкорослыми деревцами; по ту сторону дороги шли поля, круто сбегающие к тенистой долине, которая подступала вплотную к последним домикам на восточной окраине деревни, еще не занятой врагом. Бело-розовыми пятнами выделялись цветущие фруктовые сады. Ниже тянулась завеса тополей… Мирная французская деревушка, над ней безоблачная синева небес, и так все это не вяжется с выстрелами, взрывами и совсем близким грохотом орудий. Виктору Пезе видно, как по полю бегут связные, направляясь к КП, который расположился теперь в верхней части деревни.
Переселение это состоялось после того, как зажигательные бомбы начали падать в нижней части Ла-Орнь и загорелись домики вдоль дороги на Сингли, у заграждения, которое защищал Устрик со своими алжирцами. Полковники оставили церковь и перенесли свой КП выше; туда же отвели одну 25-миллиметровку.
Подальше видны высокие, поросшие лесом холмы, где проходит тыловой рубеж обороны. При его защитниках еще остались их кони. Остальных коней, должно быть, укрыли в глубине долины. Сейчас Пезе заботит мысль о лошадях, хорошо ли за ними смотрят? У него дома, в департаменте Од, есть лошадка, довольно неказистая, но на редкость выносливая. Не особенно, правда, молодая, но если за ней ухаживать хорошенько, еще может послужить. Рассеянно слушая перестрелку, Пезе унесся мыслями к родным виноградникам. Как там все не похоже на здешние места. Там у них огромные виноградники, аккуратными рядами тянутся виноградные лозы, простор, море; даже солнце — и то светит не так, как здесь, там у нас лучи падают отвесно.
У нас… Что подразумевал Устрик, когда говорил о Гитлере, о том, что Гитлер придет в Париж? Гитлер в Париже! Да разве можно поверить такому? Гитлер… это имя назойливо гудит у Пезе в голове, он вспоминает поджог рейхстага, то, что последовало за этим, — вот что такое для него Гитлер! Потом лейпцигский процесс, Димитров. Димитров заставил Гитлера отступить, а мы, неужели мы не сможем остановить его под Парижем? Для виноградаря из департамента Од Париж — это Парижская Коммуна, и Париж также — сердце партии. Нельзя допустить, чтобы нацисты, схватившие Тельмана, теперь…
Свет меркнет в глазах Виктора Пезе. Он вдруг подумал о том сержанте с оторванными ногами, который сегодня утром в Вандрессе умер возле него в амбаре на соломе. Виктор вспоминает, как лет десять тому назад в партийный комитет их деревни, в департаменте Од, присылали материалы, и они обычно оставались лежать в углу, а иногда даже кто-нибудь говорил: «Опять чего-то там в центре придумали!» Были это небольшие зеленые и желтые плакаты с крупными черными буквами; их бы следовало расклеивать по всей деревне, но в них было так удобно заворачивать всякую всячину. Плакаты против войны и фашизма. Конечно, в «Юманите» постоянно писали об угрозе войны. Но кто тогда верил в войну? Понятно, очень хорошо, когда говорят, когда пишут против войны. Но кто верил, что возможна война? Социалисты утверждали, что все это пропаганда. Мы думали, — конечно, пропаганда, ну и что же? Но у нас на руках виноградники, столько с ними возни, и надо же человеку иногда и повеселиться.
Нельзя поддаваться черным мыслям. Иначе тебе конец. У меня вышло много крови, но ничего опасного. Ничего опасного.
Генерал Жиро прибыл в Вервен 15 мая около двух часов пополудни. Со своей старой должностью он разделался быстро. Точнее, оставил все как есть, ибо сегодня в одиннадцать часов утра голландская армия капитулировала. 7-я армия должна отойти, и направить туда Корапа — хорошенький подарочек, нечего сказать, — можно только через двое суток, так как требуется время для передачи дел.