Коммунисты

По вечерам она иногда ходила к Левиным. Она подружилась с Мари-Бертой, женой Левина, пышной, не особенно красивой, но увлекающейся женщиной романтического склада. Маргарита спорила с ней и с ее мужем. Там она встречалась и с другими коммунистами, они совсем не походили на людей ее круга и поражали странной неровностью знаний: огромное богатство идей и опыта, какое редко встретишь у других, и вдруг провал по части общего образования. Среди них был высокий длинноносый преподаватель географии Пьер Кормейль; с ним Маргарите очень нравилось разговаривать, тем более, что он был всегда как-то ненавязчиво галантен со всеми женщинами, даже с Маргаритой, хотя ей это было вовсе ни к чему… Любила она также покойную жену своего патрона, которая отличалась возвышенным образом мыслей и была причастна к какому-то феминистскому кружку. Госпожа Ватрен не питала вражды к коммунистам. Она чувствовала к ним признательность, как к защитникам дела мира, но говорила, что Франция никогда с ними не пойдет из-за крестьянства. Она восхищалась Ромэном Ролланом и находила, что Барбюс заходит слишком далеко. Маргариту удерживало другое: коммунизм ей казался слишком русским. Она всегда боялась Советов, еще с конца войны, когда газеты трубили об измене, о царских займах, о несчастных мелких держателях русских бумаг. Когда Люси Ватрен скончалась у нее на руках, Маргарита решила, что не останется на службе у овдовевшего патрона. Не потому, что она бог знает что изобразила, но она начиталась романов. Маргарита читала и другие книги, те, которые ей давал Левин. Читала она много, хотя и не была твердо уверена, что понимает все. У нее было предубеждение против марксизма. Так ли уж необходима философия, чтобы объяснить самые простые вещи, с которыми сталкиваешься каждый день и на каждом шагу? Богатство и бедность, газетное вранье, уголовщина и алчность. Ей казалось, что грустное лицо человека, который пришел к Ватрену за советом, открывает ей больше, чем самая толстая книга. Она наблюдала, как живут ее соседи, ходила на рынок. Она говорила Левину: — Вот вам, мужчинам, действительно, без книг невозможно, вы не знаете ни жизни, ни людей, не то что мы, женщины… Для вас цена на говядину — вопрос политической экономии… а носки вам штопают жены… — Левин хохотал и уверял ее, что это и есть марксизм. Вы бы преподали несколько уроков марксизма Ватрену, право…

События 6 февраля 1934 года и все, что за ними последовало, рассеяли многие сомнения Маргариты Корвизар. Тут уж не в России дело. Народный подъем тридцать шестого года увлек и ее. Эти два года были как нараставший морской прилив. Ничего не сказав Левину, Маргарита оправилась в ближайшую к ее дому ячейку и заполнила анкету. Она боялась, как бы не подумали, что она примазывается к победе, что она вроде тех, кто становится коммунистом, рассчитывая преуспеть благодаря этому. Маргарита вообще считала, что наступает момент, когда рассуждать уже нечего, а надо укреплять главные силы формируемой армии или же… Надо идти за Ромэном Ролланом, Барбюсом, Ланжевеном, Баранже — или идти против них. Конечно, с мамой было тяжело. Вообразите только госпожу Корвизаp перед таким ошеломляющим фактом: ее дочь — и вдруг в ячейке! Правда, за последнее время мама сильно сдала. Втайне от дочери она хранила три золотые монеты. Стала чаще ходить в церковь, но, чтя память покойного супруга, попрежнему недолюбливала попов. Ей смутно представлялось, что коммунизм Маргариты — наследие отца, приверженца передовых идей, и она не особенно винила дочь; ведь Маргарита всегда отличалась вольнодумством. И все же вначале она посердилась. Впрочем, приступы гнева проходили у нее быстро. Но всякий раз, когда вечером Маргарита уходила из дому, госпожа Корвизар тревожно осведомлялась: — Ты опять в свою ячейку?

— Только раз в неделю, мама, только раз в неделю я хожу в ячейку, я же тебе тысячу раз говорила!..