Между тем неприятельская армия, наступавшая из Турнэ, внезапно вторглась с востока в Лилль и пересекла город из конца в конец, разрезав его пополам, точно яблоко.
Две ночи сражались защитники Курьера. Две ночи и один день. Немцы сперва думали, что имеют дело с крупными силами. А их было всего человек сто — сто двадцать. Они попытались пробиться к своим, в Карвен, но когда это оказалось невозможным, повернули на Курьер. Командовали отрядом два офицера: Арман Барбентан и младший лейтенант-марокканец. На вторую ночь, когда людей у них еще убыло, они посоветовались между собой и решили распустить свой отряд, потому что спастись можно было только в одиночку; немцы заканчивали окружение всего квартала и забрасывали его зажигательными гранатами. Офицеры, при свете горящих зданий, изучали карту, найденную в какой-то канцелярии, где они случайно укрылись. Солдатам надо пробираться в Лилль лесными тропками на восток от Карвена, позади Либеркура и Фалампена. Но чтобы прикрыть их уход, надо оставить арьергард во главе с офицером. Барбентан сказал, что останется он. Лейтенант не соглашался. Арман попросту объяснил ему, что французу менее опасна встреча с гитлеровцами, чем марокканцу. И потом он старше чином. Этот второй довод убедил лейтенанта. Они разошлись.
Горстка людей, оставшаяся под командой Барбентана, до конца ночи израсходовала последние запасы гранат, нападая на немецкие посты, исчезая тут, чтобы неожиданно вынырнуть там, проползая среди развалин, по грязи, не просохшей со вчерашнего ливня. Патрули рыскали в темноте, гнались за ними. Раздавались выстрелы, слова команды. Перед самым рассветом Арман очутился на улице с двумя рядами совершенно одинаковых домиков. Ему только что пришлось спасаться от преследования патруля, и теперь он прислонился к чьей-то двери, чтобы перевести дух. Вдруг на противоположном конце улочки послышались шаги. Он в ловушке. Деваться некуда. Оружия у него нет. Он начал барабанить кулаком в дверь. Откуда-то изнутри испуганный женский голос что-то спросил, но Арман уловил не слова, а только тон вопроса. Он ответил: — Откройте! Француз… — К счастью, улочка была кривая. Притаившись за дверью, он подождал, пока прошел патруль. Отворившая ему старуха сказала, что не может оставить его у себя. Но он очень устал и грубо заявил ей, что ему все равно, боится она или не боится. И даже не подумал, что она может выдать его. Тогда она зажгла свечку, взяла его за руку, подвела к кровати и, вместо объяснения, подняла свечку над головой — на кровати лежал покойник: иссохший старик с восковым лицом, с пожелтевшими от табака седыми усами; нижняя челюсть слегка отвисла, глаза были закрыты, все морщины точно выведены кисточкой, нос заострился. На груди между скрещенными руками было положено распятие.
Сквозь плохо пригнанные ставни проникали пляшущие отблески пожаров. Вдалеке ухали орудия. Раздалось три-четыре взрыва ручных гранат. Теперь уж должно быть неприятельских — у нас их как будто совсем не осталось.
Старуха сказала: — Пятьдесят два года вместе прожили!
Арман обнажил голову и не знал, что ответить. — А вы хотите последнюю ночь у меня отнять, — закончила старуха.
Быть нахальным нелегкое дело. Он попробовал подействовать уговором. — Куда же мне деваться? — Но старуха слушать ничего не желала. Под конец она предложила свести его к соседям. Задами, через огород… Потом спохватилась. — Постойте, я пойду поговорю с ними. — Она задула свечу. Арман остался наедине с покойником.
Человек, которого она привела, держался в тени. Арману он не был виден, старуха освещала его самого, непрошенного гостя. Сосед подавил невольный возглас.
— Офицер, — проговорила старуха, и неясно было, то ли она хочет сказать, что офицера надо спасти, то ли, наоборот, что офицеру у них не место.
— Господин лейтенант… вы меня не узнаете?
Это был Этьен Декер.
В эту ночь защитники Уаньи получили приказ отступать на Лилль. Тридцать пять французов и марокканцев, восемнадцать англичан сложили головы, но не пропустили врага через Батарейный мост. Однако, несмотря на поддержку 11-го полка зуавов, им грозило окружение, потому что немцы перешли мосты выше и ниже по течению Дейля и взяли Уаньи в клещи.
В шесть часов утра, когда разрозненные английские и французские отряды еще находились в городе, Огюст Левегль и Шарль Грюлуа столкнулись лицом к лицу с немцами, входившими в Уаньи. Их заставили идти впереди неприятельских войск, и они пали от французских пуль.
Со всех сторон появлялись серо-зеленые солдаты. Бои еще не прекратились, но немцы, куда только ни входили, сейчас же выгоняли людей из домов и подвалов, в упор расстреливали мужчин, а женщин, стариков и детей ставили впереди и шли дальше, прикрываясь ими.