Комната 15

Влетаю в соседнюю комнату. В этом моя единственная надежда, единственный шанс застать своего противника врасплох. Я оказываюсь в гостиной, маленькой, в ней царит разгром, все ящики выдвинуты, окна расшторены, низкое солнце слепит. Но незнакомца из больницы здесь нет. Зато есть еще одна дверь, приоткрытая, и в щель я вижу на полу груды одежды, вываленной из шкафов.

– Полиция! – снова кричу я и бегу к двери.

Дверь бьет меня прямехонько в лицо, отбрасывая назад; боль настолько сильная и тошнотворная, что я падаю на пол. Злюсь на себя за то, что дважды попался на один и тот же финт, а парень выскакивает из комнаты и пробегает мимо меня в гостиную, где натыкается на стоящего в дверях Бекса. Тот с глухим стуком падает на пол и пытается ухватить парня за ноги, но не успевает.

Я протискиваюсь мимо него. В конце коридора вижу убегающего нападавшего. Пытаюсь устремиться следом за ним; дыхание у меня надрывное, ноги – сплошная агония. Я заворачиваю за угол на лестницу и напрягаю брюшной пресс, готовясь к внезапному нападению, удару кулаком или ножом, но парня там нет; нет его и за следующим углом, и я слышу его топот внизу.

Забыть о боли. Выйти в подпертую стальную дверь на обледеневший асфальт. Парень впереди, за припаркованными машинами. Я нахожу воздух в легких и снова кричу: «Полиция! Стоять!», но он даже не замедляет бег. Атлетичным его не назовешь. Он долговязый, неуклюжий, но отчаяние придает ему силы.

А мои мышцы начинают отказывать. Но я бегу следом за парнем через площадку, жадно глотая морозный воздух, поскальзываясь на снегу, с трудом удерживая равновесие. Парень ведет себя так же: качается, размахивает руками, бежит дальше. «Кистоунские полицейские»[4]. Это было бы смешно, если б не было трагично. Если б не причиняло боль. Если б одна женщина не умерла, а другая не была бы при смерти.

Парень оглядывается назад. Он отрывается от меня, но ему не следовало оборачиваться. Он не увидел приземистый автомат оплаты парковки, поэтому врезается в него, стонет от боли и выкрикивает ругательство. Отлетает к «Лексусу», отталкивается от фонарного столба, разворачивается и бежит дальше.

Но это стоило ему пяти важных секунд.

Теперь я уже в десяти метрах позади него, топаю по замерзшему снегу.

Неизвестный бежит прямо на выстроившиеся в ряд мусорные баки, безумно размахивая руками, и опрокидывает их, рассыпая мусор. Я прыгаю, поскальзываюсь, бегу дальше. Парень исчезает за металлическим забором.

Я забегаю за забор, снова готовый к нападению, но чуть не падаю головой вниз по крутой каменной лестнице; хватаюсь за холодный поручень, обдираю руку. Впереди я мельком вижу еще одного человека, но он тотчас же исчезает.

Голова у меня болит, колени разрываются от боли, но я заставляю себя бежать вперед – это все, что у меня осталось. Я потерял память, я не могу никому доверять, у меня остался только этот человек: парень, который вчера вечером пытался убить меня в больнице. Он – ключ.

Я снова чувствую запах лосьона после бритья и зловоние пота. Слетаю вниз по ступеням, и он там. Упал, пытается встать, и я хватаю его. Парень шарит в кустах.

Я поскальзываюсь на льду, и у меня подворачивается нога. Острая боль разливается до самого бедра. Пытаюсь подняться на ноги, но парень уже надо мной, тычет мне в горло отбитым бутылочным горлышком.

Затем рядом со мной появляется Бекс и набрасывается на коричнево-зеленую куртку. Что он делает? Он должен был оставаться с Кристал, пытаться спасти ей жизнь. Или она умерла?

Молодой восточно-европеец отчаянно лягается и молотит кулаками. Я пытаюсь схватить его за колени, мелькает битое стекло, и Бекс вздрагивает. Он отчаянно пытается помешать парню ткнуть «розочкой» ему в глаза и кричит, чтобы тот прекратил сопротивление.

Я ищу оружие: палку, камень, все что угодно. Бекс отбивает удар, но теряет равновесие и ударяется головой о невысокий парапет. Парень бросает «розочку» и убегает.

Я пытаюсь встать и приподнимаюсь с земли, но боль в щиколотке невыносимая. Провожаю взглядом, как нападавший забегает в переулок и скрывается в ослепительной снежной пелене.

Бекс на земле, из разбитой головы на лед вытекает кровь. Я слышу завывание сирен, однако убийцы уже и след простыл. Опускаюсь на землю рядом с Бексом и осматриваю рану. Его круглое небритое лицо пепельно-серое, а дыхание неровное. Мне это совсем не нравится. Я поднимаю его в сидячее положение и стараюсь заставить говорить. Сказать хоть что-нибудь, все равно что. Достаю носовой платок, комкаю его и прижимаю к ране.

Так мы и сидим, дожидаясь приближения сирен.

* * *

Передо мной на кафедре стоит графин с водой. Должно быть, я попросил, чтобы мне его принесли. Я наливаю воду в стакан и отпиваю глоток.

Все ждут. Присяжные следят за каждым моим движением. Как все проходит, хорошо или плохо? Я не могу сказать. Конечно, Стоун был прав; хоть я уже сотни раз давал показания в суде, совершенно иное дело, когда от этого зависит моя собственная судьба.

Я ставлю стакан на кафедру, и Стоун спрашивает:

– И что дальше?

– Следующие тридцать минут исчезли.

– Исчезли?