А что он мог сделать? Его тело и голова пульсировали и горели от постоянно сглатываемой блевотины. Он стискивал зубы, а его тело дергалось в спазмах, борясь с рвотой. Он сопротивлялся и сглатывал снова и снова, а тело извивалось на кровати будто марионетка, чьи нити кто-то резко дергал. Спазмы усилились до такой степени, что ему казалось, будто с каждым из них его яйца выпрыгивают из мошонки в глубь живота, и, как бы сильно он ни сопротивлялся и не сглатывал, боль и давление усиливались, и спазмы заставляли тело биться в конвульсиях. Он закрыл руками рот, почувствовал, как горькая желчь протекает сквозь сжатые зубы и губы и сползает по лицу под его пальцами. Она была теплой, мокрой, липкой и вонючей. Несколько капель вытекли из носа и заскользили по костяшкам пальцев. Он прижимал руки ко рту изо всех сил, но рвота продолжала сочиться, растекаясь по лицу. Вскоре он почувствовал, как она добралась и до его глаз, и ему показалось, будто он тонет. Он убрал руки от лица, попытавшись поймать стекающую с губ и льющуюся из носа рвоту в сложенные чашкой ладони. Он чувствовал, как она течет по его ладоням и запястьям. Убрав от лица руки, он увидел длинные тонкие нити слизи, протянувшиеся подобно паутине. Он так долго сопротивлялся болезненным спазмам, что больше не осталось сил, и его стиснутые зубы разжались. Рвота толчками выплескивалась изо рта на подставленные ладони, пока не вышла вся до капли, но тело по-прежнему содрогалось в конвульсиях рвотных позывов. Его глаза жгло, и кружилась голова. Он уставился на руки, полные теплой, липкой жижи. Он не мог удержать голову в этом положении. Голова валилась то влево, то вперед, то назад, и все было будто в тумане, но, даже не видя своих рук, он чувствовал их. И окошко чувствовал тоже. И сотни человек в коридоре. Стекло было толстым, армированным, но прозрачным. Дверь была мощной и несокрушимой, но она открывалась ключами и могла крутиться на петлях. Он лежал на боку, уставившись на сложенные чашкой ладони, наполненные рвотной жижей, на то, как она сочилась сквозь пальцы и капала на койку, стекая по запястьям. Его нос разъедала горькая кислотная вонь. Носоглотку болезненно щекотали маленькие пузырьки стекающей обратно в горло желчной жижи. Он резко дернул головой, когда сопля повисла, щекоча кожу, на кончике носа. Ему захотелось завопить изо всех сил и сорвать ногтями этот чертов нос со своего лица, но его руки были напряжены в попытке удержать мерзкую блевотину, и он лишь стиснул зубы посильнее. Он зарычал, и его глаза наполнились яростью. Он задергал головой и, ткнувшись носом в плечо, тер его снова и снова. Потом, подняв голову, он крепко зажмурился и, скривив губы, завыл, зарычал, будто загнанная в угол крыса. Ааааааааааррррр – булькало в его горле, а тело его скручивалось все больше и голова дрожала, переполненная пронзительным визгом. Рык заполнил его горло, позвоночник между плечами уходил сам в себя, сжимаясь, а его скрученные внутренности поднимались к груди, раздвигая ребра и перекрывая ему дыхание, и тогда рычание стало затихать. Его плоть и глаза словно опалило огнем, а хребет, казалось, вот-вот лопнет, и тогда голова просто упадет ему на грудь. Затем тело внезапно обмякло и подбородок опустился на грудь.
Глаза его закрылись, и он снова почувствовал, как теплая, мокрая жижа просачивается сквозь пальцы.
Рвота потекла на бедра.
Он медленно покачал головой из стороны в сторону, как бы умоляя, нет нет нет нет.
Его тело соскользнуло с койки. Его ладони были крепко сжаты, и он держал их у груди. Он упал и откатился к стене напротив, после чего, дюйм за дюймом, начал продвигаться к унитазу. Добравшись до цели, он поднял крышку и, сунув в толчок руки, наблюдал за соскальзывающей с них в тихую чистую воду жижей. Навалившись всем телом на край унитаза, он наблюдал за рябью на воде, поднимаемой стекающей с рук рвотой, капли которой шлепались, плюхались, подергивались вверх-вниз, потом медленно тонули или расплывались по поверхности.