Комната

он встает перед зеркалом и атакует прыщ. Его глаза наполняются слезами, когда резкая боль пронзает его так, что он опускает руки и шагает назад, к койке, садится на ее край и, обхватив голову руками, пялится на громадный прыщ на своей щеке. Прыщ смотрится подобно льдистой горе с покрытой снегом вершиной и распух так, будто вот-вот взорвется. Внутри прыща будто крутилась раскаленная проволока. А он его даже не трогал! Несколько минут он отпаривал его горячей водой, потом промокнул полотенцем, ощупал, изучая, кончиками пальцев и найдя правильную позицию, приступил к выдавливанию, страдальчески кривя лицо и закрывая от боли глаза. Он остановился, зафиксировав положение пальцев, глубоко вдохнул, сожалея о том, что у него не было булавки или иголки, чтобы расковырять долбаный прыщ, но в камере ничего такого не найти, а потому ему пришлось атаковать прыщ кончиками пальцев до тех пор, пока боль снова не заставила его прекратить это занятие и отдышаться. Потом он вновь атаковал его с твердым намерением давить эту мразь, пока она не лопнет, невзирая на боль, и когда боль становилась нестерпимой, он жмурился и, давил еще сильней, пока не услышал треск лопающейся кожи. Он открыл наконец глаза и смотрел на белый гной, медленно сочащийся из ранки. Опустив руки, он оперся на раковину, склонив голову. Его глаза слезились, он тяжело дышал. Проморгавшись, поднял голову и посмотрел на вытекающий из побелевшего прыща гной. Стер его куском туалетной бумаги и осмотрел перед тем, как снова приступить к его выдавливанию. Поначалу он давил аккуратно и мягко, ощущая пальцами его плотность и твердость, постепенно усиливая давление до тех пор, пока прыщ не сдулся. Осмотрев лицо в зеркале, он снова пальпировал прыщ – продолжил сдавливать его короткими сильными нажатиями, пока не услышал потрескивание, с которым вылезла вторая порция гноя. Он видел, как гнойный хвост становится все длинней, и едкие слезы застилали глаза, а он продолжал надавливать на здоровенный белый фурункул, порождавший очередной вьющийся хвост гноя, скользивший вниз по его щеке, и когда тот достиг пары дюймов в длину, он аккуратно снял его со щеки. Довольно долго он рассматривал размазанный по туалетной бумаге гной, затем, потрогав его, он снова свирепо набросился на породивший его прыщ. Крепко зажмурившись, он давил, слушая похрустывание и потрескивание. Боль жгла раскаленной иглой, а он будто воочию видел эти маленькие белые клетки, выползающие из ранки под его постоянным давлением, и ему хотелось заорать, когда боль становилась невыносимой, но он давил еще сильнее до тех пор, пока не услышал резкий треск и то, как со свистом врезалось в зеркало ядрышко его воспалившегося фурункула. Схватившись рукой за раковину, он потряс головой, чтобы прояснилось в глазах и он смог как следует разглядеть плоды своей победы. Он долго моргал, затем поднял голову и посмотрел на бесформенный шлепок гноя на зеркале. Он рассматривал его с наслаждением несколько минут. Потом, когда глаза перестали слезиться, он углядел в этом шлепке подобие миниатюрного мозга со множеством извилин. Продолжая изучать изгибы этих извилин, он заметил, как отражается свет от тонкого, почти невидимого волоска, застрявшего прямо посреди гнойного пятна. Волосок был настолько маленьким и тонким, что он смог разглядеть его, лишь склонив голову под определенным углом. Именно этот чертов волосок и послужил причиной всех его страданий и боли, через которые ему пришлось пройти, чтобы избавится от этой сволочи, именно он был причиной появления этой гнойной жижи на зеркале. Вся эта хрень случилась только потому, что этот долбаный мелкий волосок врос внутрь, а не вылез наружу, как положено. Если бы этот блядский волос рос бы и рос, как ему положено, он просто сбрил бы его своей бритвой, и тот не отличался бы от миллионов других сбритых волосков, но этот сучий потрох вздумал расти внутрь и испортить ему жизнь. Протащил его через всю эту боль

и всякие гондоны

и страдания. Ему пришлось расхаживать с чертовым мячом для гольфа на щеке. На боку невозможно было спать, потому что эта мерзкая дрянь болела жуть как. И это все из-за какой-то маленькой волосинки, испортившей ему жизнь. Как всегда. Всегда найдется что-то, что все обосрет. Или кто-то. Одна и та же хрень постоянно. Никак в покое не оставят. Если это не какая-нибудь тупая манда-училка, то чертов мерзкий волосок. Шло бы оно все. Все равно я от него избавился.