Комната Джованни

Мадам Клотильда налила Пьеру коньяк и по мере того, как воцарившееся в баре напряжение понемногу, как затухающие огни рампы, убывало, она поставила бутылку на полку и вернулась к кассе – за кулисы, где принялась допивать шампанское, восстанавливая утраченные силы. Она вздыхала, маленькими глоточками потягивала вино, с довольным видом встречая занимающийся день. Пробормотав «je m’excuse un instant, Madame»[50], Гийом проскользнул за нашими спинами к рыжеволосому юнцу.

Я улыбнулся.

– Отец ничего подобного мне не говорил.

– Кто-то, твой отец или мой, – сказал Жак, – наверняка говорил, что немногие умирают от любви. Зато многие погибают, гибнут ежечасно – в самых невероятных местах! – от ее отсутствия. – И прибавил: – Вот идет твой малыш. Sois sage. Sois chic[51].

Жак слегка отодвинулся и заговорил с молодым человеком по соседству.

Джованни действительно подошел ко мне; в солнечном свете лицо его раскраснелось, волосы растрепались, а глаза горели, как утренние звезды.

– Нехорошо с моей стороны, что я надолго тебя оставил, – сказал он. – Надеюсь, ты не очень скучал.

– Ты-то наверняка не скучал, – заметил я. – И стал похож на пятилетнего мальчишку, проснувшегося рождественским утром.

Мои слова понравились ему, даже польстили, и Джованни презабавно поджал губы.

– Вот уж на кого не могу быть похож, – отозвался он. – Рождество приносило мне одни разочарования.

– Я говорю о раннем пробуждении, когда еще не знаешь, что тебя ждет под елкой. – По выражению в его глазах я понял, что Джованни уловил в сказанном double entendre[52], и мы оба рассмеялись.

– Хочешь есть? – спросил он.

– Не будь я таким уставшим и пьяным, наверное, хотел бы. А так не знаю. Ты хочешь?

– Думаю, нам стоит поесть, – ответил он неуверенно, и мы снова рассмеялись.

– Так что закажем? – спросил я.

– Рискну предложить белое вино и устрицы, – ответил Джованни. – После такой ночи ничего лучше не придумаешь.

– Тогда пойдем, пока есть силы добраться до столика. – Я бросил взгляд на Гийома и рыжеволосого мальчика. У них явно нашлась тема для разговора, хотя я не представлял, о чем они могут говорить. Жак тоже увлеченно беседовал с высоким, очень юным рябым мальчиком в черной водолазке, которая делала его еще бледнее и стройнее, чем он был на самом деле. Это он играл в пинбол, когда мы вошли. Звали его Ив.

– А они будут есть? – спросил я у Джованни.

– Возможно, позже, – ответил он, – но будут обязательно. Все они очень голодные. – Я понял, что его слова относились скорее к юношам, чем к нашим приятелям. Мы прошли к пустующим столикам. Официанта поблизости не было.

– Мадам Клотильда! – крикнул Джованни. – On mange ici, non?[53]

За его криком последовал крик Мадам, и рядом с нашим столиком тут же вырос официант. Его куртка при ближайшем рассмотрении выглядела не такой белоснежной, как издали. Наш переход к завтраку был официально оглашен, и Гийом с Жаком это слышали. Мальчики, с которыми они болтали, навострили уши.

– Быстро перекусим и уйдем, – сказал Джованни. – Мне ведь сегодня еще работать.

– С Гийомом ты здесь познакомился? – спросил я.

Джованни насупился и опустил глаза.

– Нет. Это долгая история. – Он ухмыльнулся. – Я познакомился с ним не здесь, – тут он, не выдержав, расхохотался, – а в кино. – Я тоже рассмеялся. – C’était un film du far west, avec Gary Cooper[54]. – Этот факт только подлил масла в огонь, и мы хохотали как сумасшедшие, пока официант не принес бутылку белого вина.