Комната из листьев

Вскоре после того, как Эдварду исполнилось семь лет, мистер Макартур нашел некоего мистера Скиннера, который взялся доставить нашего сына в Англию и устроить его там в школу. Мистер Макартур объявил мне об этом, зачитав с записки мистера Скиннера дату отплытия так, словно речь шла о пустяке. Но пока он говорил, я видела, как его пальцы загибают уголок листочка бумаги, загибают и разглаживают, загибают и разглаживают.

Я всегда знала, что это время наступит, но всегда надеялась, что не так скоро. Как-нибудь позже. И вот этот жестокий час настал.

– Он еще слишком мал, – промолвила я. – Может, немного подождем?

Мистер Макартур хлопнул письмом по ноге, словно отшлепал себя самого.

– Глупости, – произнесли его губы, хотя рука выдавала волнение. – Ждать незачем. Ничего это не даст. Совсем ничего.

И тут, к моему удивлению, он подошел и обнял меня за плечи.

– Дорогая, – заговорил мой муж, в этот раз с нежностью в голосе. – Дорогая моя, я понимаю, для вас это тяжкое испытание. Как и для любой матери.

– А для отца – нет?

Мистер Макартур убрал руку с моего плеча, сложил записку, сунул ее в карман.

– Ему там понравится, – ответил он.

Повисла тишина. Мы оба понимали, до чего неубедительно звучат его слова.

– Это необходимо, – сказал он, и сейчас у нас с ним была одна печаль на двоих.

Мистер Макартур велел мне не прощаться с Эдвардом. Иначе, по его мнению, расставание выйдет слишком тяжелым.

– Но его нужно подготовить, – возразила я. – Нужно ему все объяснить.

– Вздор, – ответил мистер Макартур. – Пусть взойдет на корабль в веселом настроении. Если будет знать, что ему придется расстаться с родными, он раскапризничается.

– Но тогда он начнет капризничать после отплытия, когда поймет, что произошло!

– Ничего, переживет. Быстро пообвыкнется, – ответил мой муж. – У детей память короткая.

Вместе с мистером Макартуром и мистером Скиннером я проводила Эдварда в каюту. Мистер Скиннер стал демонстрировать ему всякие хитроумные приспособления для размещения и закрепления вещей. Пока Эдвард рассматривал, как работает задвижка стенного шкафа, мистер Макартур глазами показал мне на дверь. Я замешкалась. Он жестом повторил свой приказ.

Я наклонилась, чтобы поцеловать сына. Обнять его на прощание. Но в этот момент задвижка интересовала его больше, чем мама: задвижка – это что-то новое, а мама – знакомая и незыблемая, как воздух. Мистер Макартур спешил выпроводить меня, подталкивал к двери. Прежде чем выйти, я вытащила из лифа платья носовой платок и сунула его в вещи Эдварда.

Я покинула судно, но знала, как все будет. Через некоторое время мальчику надоест рассматривать новые устройства, он оглянется вокруг, ища маму, и, не увидев ее, спросит, где она, а ему скажут, что мама ушла. И что он не увидит ее несколько лет. Пока время для него еще ничего не значит, но он поймет главное: мама бросила его. Он посмотрит снизу вверх на мистера Скиннера и усвоит: отныне, кроме как на этого человека, ему не на кого будет положиться.

Он заплачет – в первую очередь оттого, что его предали. Предали, позволив с радостью, ни о чем не думая, взбежать на борт корабля.

Зря я послушала мужа. До того, как подняться на корабль, мне следовало все объяснить сыну, вытерпеть его возмущение, быть с ним рядом, пока он не успокоится. Даже в самый последний момент я могла бы сказать: «Эдвард, отвлекись от этой задвижки. Я ухожу».

А я струсила. Была взволнована, не уверена в себе. Знала только, когда сходила с корабля, спотыкаясь и оступаясь, что допустила чудовищное зло.

Я проявила слабость и – видит Бог – очень сожалею об этом.

Дом родной

Мистер Макартур из всех сил старался подорвать позиции Старой Волынки, и на данный момент вроде бы получалось, что он побеждает в этом противостоянии. Мой муж продолжал кричать об оскорблениях и бесчинствах, но чувствовал: я видела, что общая атмосфера в колонии меняется. Он чутко улавливал настроения людей, и, судя по его рассказам, кое-кто из сослуживцев, похоже, стал его избегать. Некоторые старались незаметно ускользнуть под защиту губернатора. Даже я, жена офицера, живущая на отдаленной ферме в Парраматте, чувствовала: каждый стремится прикрыть собственный зад, который вдруг оказался голым.

Однажды вечером я сидела одна в гостиной. Тут появился муж.

– Моя дорогая, любимейшая супруга, – начал он.

У меня напряглись все нервы.

– Вы всегда были королевой среди жен, – продолжал мистер Макартур. – И ваше терпение наконец-то вознаграждено. Я решил, что мы продадим все наше здешнее имущество и вернемся на землю наших предков.

Мое состояние было сравнимо с состоянием женщины, которая находилась на краю высокой скалы в Буде[24], шла там спокойно по траве и вдруг поскользнулась. Еще мгновение, и сила тяжести увлечет ее вниз, но пока она уверена, что еще успеет сделать шаг назад. Она не испытывает ужаса, а лишь представляет, как падает в какую-то сеть или ее подхватывает ангел. Срываясь в пропасть, она так и будет улыбаться.

Но не будет ни сети, ни ангела. Она станет отчаянно за что-нибудь цепляться – за травинку, за воздух.