Комната лжи

Адам взвешивает ее ответ. Сюзанна не понимает, доволен он или нет.

– Но ты просто все приняла? Не усомнилась ни в одном слове Джейка?

– Ты о чем?

– Говоришь, он был потрясен. Потерян. И не спросила себя, правда ли он сделал все то, о чем рассказал?

– Я в это не поверила, если ты об этом. Я не могла поверить. Но были улики. Показания Джейка, показания Элисон.

– Ты поверила, что не он устроил поджог. Хотя они и это на него повесили.

– Это другое, – говорит Сюзанна, не совсем понимая, к чему он клонит. – Элисон подтвердила версию Джейка, что Скотт бросил спичку. Скотт, Пит и Чарли твердили, что огонь зажег Джейк. А Элисон… в конце концов она призналась, что не уверена, что не помнит даже наверняка, как оказалась на полу. Полиции не оставалось ничего, кроме как обвинить Джейка, особенно учитывая его признание.

Адам скривил губы.

– А моя мама? – спрашивает он. – Она выбралась. Она ускользнула от огня, как и Джейк. Думаешь, как это произошло?

– Наверное, инстинкт. Просто инстинкт, как и с Джейком.

Сюзанна представляет себе, как Элисон бредет по коридору, в опаленной порванной одежде, легкие разрываются от дыма. Она видела фотографию, снятую сразу после того, как ее нашли парамедики: Элисон, закутанная в простыню, скорчилась на земле у машины «скорой». «Выжившая», как назвали ее газеты, еще до того, как можно было прочитать статью и узнать, как много она пережила.

Адам встал с кресла. Он говорит, постукивая ножом по бедру.

– Что ты чувствовала, когда поняла, что Скотт и остальные легко отделаются? – интересуется он. – Они утверждали, что просто пошли прогуляться. Да? Жидкость для розжига, спички, которые у них были с собой: они заявили, что не собирались их использовать. Это шутка, говорили они, они просто валяли дурака, а вот Джейк потерял контроль. И полиция им поверила.

– Нет! – протестует Сюзанна. – Просто невозможно было опровергнуть их слова. Трое против одного. Скотта и остальных должны были наказать. За поджог, за удар, нанесенный твоей матери. И они оставили ее в огне!

Адам оборачивается к ней. Невероятно, он улыбается.

– Ты знаешь, что Скотт попал в тюрьму? – спрашивает он.

– Что?

– Я провел расследование. Я не знаю, в тюрьме ли он сейчас, но он сидел, неоднократно. За разное. Так что он получил по заслугам. А Чарли… я не смог выяснить, что стало с Чарли. Наверное, ничего хорошего. Что до Пита – подумай только – Пит стал пожарным.

– Шутишь, – не верит Сюзанна.

У Адама видны ямочки на щеках.

– Точно, – признает он. – Но разве было бы не здорово? Это не так. – Он подносит нож к глазам, изучая лезвие. – На самом деле Пит погиб.

Сюзанна сглатывает. Стирает пот с ладоней.

Адам замечает ее замешательство.

– Это не я, если ты об этом подумала. Это был несчастный случай. Что-то на работе. Возгорание, что вполне ожидаемо.

Сюзанна видит, что теперь Адам совершенно серьезен.

– Послушай, – начинает она. Ерзает, сползает на краешек сиденья. Она наклоняется к Адаму, насколько возможно, не вставая. Вот оно, прямо сейчас: никогда она еще не была настолько близка к тому, чтобы напрямую выпрашивать.

– Послушай, – повторяет она. – Извини. Мне очень, очень, очень жаль. Жаль, что случилось с твоей мамой. Что мой сын с ней сделал.

Она протягивает руку, а потом заставляет себя ее опустить. Сцепляет руки в замок. Вот теперь она правда умоляет.

– Это было ужасно. Сущий кошмар, и я едва могу представить себе, как это повлияло на твою жизнь. Я вижу, как это повлияло, как ты зол и разочарован. И ты прав. У тебя есть право злиться, особенно на меня. И я сделаю, честно сделаю, все, о чем ты попросишь. Но пожалуйста – пожалуйста – отпусти Эмили.

Сюзанна не знает, чего она ожидает. Что Адам внезапно примет ее извинения? Возьмет письма и сумку, отдаст ей телефон Эмили и радостно пойдет своей дорогой? Ну ладно. Будто она ребенок и его достали ее вечные вопросы. Так и быть, прощаю. Пусть все обиды останутся в прошлом.

Но вместо этого он смеется:

– Тебе жаль? Тебе жаль, что случилось с моей мамой, – повторяет он. – Ты все еще не понимаешь? После всего, что я рассказал, после всего, что рассказала ты.

Сюзанна смотрит на него пустым взглядом.

Адам принимается ходить по комнате.

– Скажи что-нибудь о письмах, – требует он. – Я все еще не знаю, что ты о них думаешь.

– Что я о них думаю?

Адам ждет, а Сюзанна даже не знает, чего.

Она трясет головой.

– Извини, я…

– Письма, – с нажимом говорит Адам. – Записки, которые твой сын написал моей матери. Они были доказательством его любви к ней. Ты так не думаешь?

«Любви? – думает Сюзанна. – Ты это всерьез?»

– Они показывают, что он увлекся. Возможно, он думал, что влюблен.

Она сказала не то. Ловит отблеск раздражения во взгляде Адама.

– Но могли ли они что-нибудь изменить? – давит он. – Я имею в виду, в суде.

– Но суда же не было. Никогда…

Адам в мгновение ока метнулся на другой конец комнаты и поднял нож.

– Я знаю, что суда не было, Сюзанна! Я знаю это! Я спрашиваю – если. Если бы был суд. Могли ли письма что-то изменить?

Сюзанна глубже устраивается в кресле. Руки сжимают рукоятки.