Комната на Марсе

Она сказала ему, что отбывает пожизненное заключение и что у нее есть маленький сын. Она извинилась, что причиняет ему беспокойство. Она сказала, что проснулась в депрессии. Ощущала туман в своей камере, даже без окна, и сказала, что влажный воздух напомнил ей дом.

Она хотела, чтобы он позвонил по телефонному номеру и выяснил, где ее ребенок. У нее все это было на бумаге, и он все отстранялся, не желая брать ее, а она наступала на него. Даже если он доставал ей книги и считал ее привлекательной, даже если он думал о ней иногда, это не означало, что ему были нужны ее семейные драмы.

Его участие в жизни заключенных, в нарушение правил, началось с Кэнди Пенья из камеры смертниц. Кэнди плакала как ребенок, потому что у нее не осталось ни шерстяной пряжи, ни денег, и она не могла помогать детям. Другие смертницы шили детские одеяла для христианского благотворительного фонда в Стэнвилле.

Он знал, что мог пронести пряжу. Его сумку почти никогда не проверяли. Он решился на это за завтраком в кафе «Баресси». Обстановка кафе действовала умиротворяюще, на стенах висели в рамках фотографии спортивных машин, побеждавших на местной трассе. С одной стороны заведения располагалась кухня, а с другой – бар и пианино в углу. Субботними вечерами на нем играла женщина.

В Стэнвилле было невозможно вылечить зубы. Не было там и ремонта обуви. Нельзя было купить приличную посуду, даже по скромным меркам Гордона. Однако в Стэнвилле имелись три магазинчика хобби и рукоделия. Он заглянул в один из них. И купил пряжу четырех цветов. Кэнди сказала, что ей нужна шерсть, но в том магазинчике не было шерстяной пряжи, даже с синтетикой, но, может быть, шерсть больше не означала шерсть, а просто пушистый трикотаж. На следующий день он отдал, что купил, Кэнди. Она растаяла от благодарности, и ему стало жутко неловко. Не потому, что он нарушил правила, а потому, что ему это почти ничего не стоило, а она расплакалась и сказала, что никто никогда не был так добр к ней, ни разу в жизни.

Единственным способом избавиться от этого досадного чувства, казалось, было сделать что-то хорошее для других заключенных, чтобы он не чувствовал себя святым Кэнди, обесценить один хороший поступок за счет других.

Бетти Ля-Франс попросила Гордона отправить письмо ее давнему любовнику, который, как она объяснила, мотал срок в Государственной тюрьме Калифорнии. Заключенным не разрешалось переписываться с другими заключенными без письменного разрешения со стороны Департамента исправительных учреждений, в этом Гордон был твердо уверен, но он посчитал, что Бетти, вероятно, просто выдумала эту любовную историю. Когда Гордон первый раз увидел ее, она шумела, чтобы привлечь внимание надзирателя.

– Офицер! – кричала она. – Пожалуйста, скажите дежурному по парковке, чтобы он забронировал место моему парикмахеру!

Она смотрела свысока на других смертниц, говорила Гордону, что они ей не ровня. Один раз она спросила его, летал ли он когда-нибудь бизнес-классом Сингапурских авиалиний. Когда он сказал, что не летал, ей, похоже, стало его жалко. Она была помешанной, приговоренной к смерти. Он сочувствовал ей. И отправил ее письмо.

Для одной из своих учениц, занимавшейся садоводством, он купил семена. Началось с того, что она принесла Гордону в подарок свежую мяту, и на его вопрос, где она ее достала, она сказала, что нашла ее в пиломатериалах, которые привезли в тюрьму для мастерских. Она пересадила ее и поливала. Она сказала ему, что смотрела на небо и ждала птиц, чтобы собирать семена из их помета, а потом тайно выращивала их во влажных бумажных полотенцах. Согласно правилам, заключенным не разрешалось держать растения. Но главный надзиратель двора «Г», где она жила, разрешил ей оставить эти растения. Она отбывала пожизненное заключение. Гордон дал ей пакетик семян калифорнийского мака. Она закрыла руками лицо, чтобы он не видел ее слез.

– Это Бог мне вас послал, – сказала она. – Спасибо вам за этот божий промысел.

И это снова заставило его искать, кому бы сделать доброе дело, чтобы избавиться от неприятного ощущения, что он стал чьим-то благодетелем. Пакетик семян стоил 89 центов.

Так он стал посылать книги Роми Холл. Открываешь «Амазон» и кликаешь мышью. Что для него значили двадцать баксов, если они подарят несколько недель свободы мысли одной из заключенных? Но вмешиваться в ее личную жизнь во внешнем мире, звонить по телефону от ее имени – это было совсем другое дело. Это было, если уж на то пошло, вмешательством не только в ее жизнь, но и в его тоже.

Он положил бумажку, которую она дала ему, на свой кофейный столик. Телефонный номер и имя ее ребенка. Он не стал звонить, и, к его облегчению, хотя бы частичному, она не стала спрашивать его об этом. Они болтали о всякой ерунде.

«Она думает, я не хочу ей помогать, что мне плевать».

Но ему хотелось, чтобы она знала, что ему не плевать и что для него было не безразлично, что она попросила его о таком одолжении.