Комната Наоми (ЛП)

Однако никто не откликнулся. Женщина повторила объявление, но оно снова осталось без ответа. Было уже три часа, а магазин закрывался в четыре. Людей становилось все меньше, а магия исчезала. Каждый раз, когда кто-то открывал дверь играла мелодия «Jingle Bells», избито и совершенно не празднично. Я хотел, чтобы все это закончилось, как дурной сон.

Позвонил менеджер и мы вместе прошлись по всем этажам.

Ни следа Наоми.

Один из охранников вышел наружу, проверить улицу, но вернулся, качая головой. Больше никто не веселился и не притворялся, что это ежедневная рутина. Кто-то выключил кассету с рождественскими песнями и магазин погрузился в тишину.

Управляющий позвонил в Центральный Уэстендский полицейский участок, что находился на Савил-Роу и был ближайшим к универмагу. Но, нет, никто пропавшего ребенка не приводил. И, нет, ни один из констеблей или патрулей не докладывал о маленькой девочке, что потерялась на Реджент-стрит. Но, да, они обязательно дадут ориентировку.

Людей снаружи становилось все меньше. Выключались фонари, а в небе оставались только красные, синие и желтые ангелы. Помню, как обещал Наоми, что мы задержимся до тех пор, пока их не станет хорошо видно. На улице оказалось практически невозможно поймать такси, но управляющий сумел вызвать одно для меня, объяснив, что ситуация серьезная. Именно в такси я ездил по улицам, от Ист-Сайда до Вест-Сайда. Мы двигались медленно, игнорируя сигналы других водителей или поток машин.

Мое беспокойство передалось водителю, и он связался с другими машинами по рации.

Маленькую девочку в желтом никто не видел.

Когда я вернулся, «Хэмлис» уже закрылся. На окна опустили ставни, вход был прикрыт металлическими воротами наполовину, а свет на верхних этажах — отключен.

Как будто настал конец всего.

Улица окончательно обезлюдела. Я ощутил прилив безбрежного одиночества и сильнейшую беспомощность, как будто сам превратился в плачущего ребенка на холодной улице Лондона.

Управляющий проводил меня до Сэвил-Роу. Кажется, его звали мистер Манипенни — хорошее имя для управляющего. Не помню, чтобы сказал ему хоть слово от самого «Хэмлис» до пункта назначения. Возможно, я что-то и говорил, но мой разум оставался пуст, а слова не имели смысла. Он оказался мужчиной лет сорока или около того, хорошо одетым, со слегка вьющимися волосами и гвоздикой в петлице. Думаю, мистер Манипенни был искренне расстроен произошедшим. Не столько из-за того, что именно в его магазине у отца украли ребенка, сколько из-за самой ситуации, затронувшей нас всех.

Я показал ему фото Наоми, которое носил с собой. Одно из тех, что сделал летом, когда она была помладше. Несколько месяцев так много значат в ее возрасте. Этого фото у меня больше нет — его забрала полиция, но так и не вернула. Возможно, они посчитали, будто эта фотография мне больше не нужна. Или, может быть, им было все равно.

По крайней мере, в полиции ко мне отнеслись с вниманием. Времени прошло много, и уже можно было признать, что произошло что-то плохое. Мне позволили сделать звонок жене. В моей жизни никогда не случалось… Такого. Труднее всего сейчас писать об этом телефонном звонке. Наше объяснение, то чувство вины… Вина не оставляла меня никогда. А также убеждение в том, что именно я виноват в исчезновении нашей дочери — в том, что случилось потом. Лора сказала, что немедленно приедет в Лондон на машине. А я попросил ее ехать аккуратно.

Легко предположить, как все произошло. Наоми потеряла меня в толпе. Похититель нашел ее практически сразу, пообещал помочь найти меня и увел в другом направлении. Если он наблюдал за нами, то наверняка уже знал, как я выгляжу. К тому времени, как она начала подозревать, что что-то не так, я находился уже далеко и не мог увидеть ее или услышать. Но, даже если бы моя девочка подняла шум, кто бы заметил плачущего ребенка в огромном магазине игрушек в канун Рождества?

Хотя нет, «заметил» — не совсем верное слово. Позже свидетели появились. Они говорили о том, что помнят маленькую девочку в желтом пальто, которая плакала, потому что ее уводили из магазина. Ее заметили, наверное, человек двенадцать. Но они не обратили внимания, в том-то все и дело. Да и почему бы им это делать? В тот день Наоми оказалась шестым или седьмым капризным ребенком. Некоторые тащили за собой своих собственных злых или расстроенных детей. Слишком много волнений, различных раздражителей, и слишком большая толпа: естественно, что ребенок будет плакать, а родитель — тянуть его на улицу, несмотря на слезы.

Лора приехала чуть меньше, чем через час. Она не переоделась и не взяла с собой сумку с одеждой. Просто запрыгнула в машину и надавила на газ, свернув на шоссе А10. Когда она приехала, на Сэвил-Роу уже начались полномасштабные поиски. Слишком поздно, конечно, уже было поздно, но как мы могли знать это тогда? Я не имею в виду, что Наоми была мертва, что слишком поздно в этом смысле. Совсем наоборот. Боже милостивый, совсем наоборот.