Комната Наоми (ЛП)

В ту ночь мы не сомкнули глаз. Доктор, что дежурил в полицейском участке, предложил седативные, но мы оба отказались. Потому что жаждали не покоя, а чтобы все это благополучно завершилось. Или, по крайней мере, какой-то ясности.

После полуночи появилась женщина-полицейский и сказала, что для нас забронировали номер в отеле неподалеку. Лора не хотела уходить, ей отчаянно хотелось оставаться в центре событий. Если найдут Наоми… Когда найдут Наоми, она хотела находиться здесь, ожидая нашу дочь. Для нее дорога была каждая минута. Как и для меня.

Мы остались там, на деревянных скамейках, во тьме рождественского утра. Укрывшись одеялами и прислушиваясь к голосам, запертых в камерах алкоголиков и громким жалобным вздохам, и протестам проституток из соседнего Сохо.

В параллельном мире Санта приходил к спящим, разносил им подарки, пил сладкий херес и ел рождественский пирог. В нашем Кембриджском доме, в спальне, тоже ждала целая гора подарков. Я отлично знал, что лежало в каждой коробке и мысленно видел реакцию Наоми, когда представлял, как она открывает сюрприз. Реальным был только запах застывшей картошки и уксуса. Я пошел в туалет и меня вырвало.

Думаю, что задремал раз или два. Помню, как просыпался в ночном безмолвии, с холодными ногами и сжатыми кулаками, в этом ужасном месте с бледно-зелеными стенами. А Лора сидела рядом и смотрела на меня красными невидящими глазами. Мне снились кошмары, они вгоняли в пот и заставляли ныть сердце. Господи, если ты меня хоть каплю жалеешь, то вспомни эти сны.

Рассвет оказался тусклым, холодным и бессмысленным. Сержант принес нам чай и сказал, чтобы мы бодрились. Что он лично знал случаи, когда дети, такие как Наоми, приходили на следующий день, уставшие и голодные. Мы знали, что он лгал и, оставшись одни, не могли смотреть друг другу в глаза.

К Рождеству полицейский участок украсили: поставили елку с фонариками, повесили дешевые бумажные гирлянды и превратили коробки для сбора пожертвований в стилизованные подарочные. Около девяти кто-то включил радио — передавали Рождественскую утреннюю службу из Собора Уэллса. Песня о рождественских бубенцах не прекращалась. Священник говорил о прощении.

В половине второго прибыли несколько детективов. Они не стали проводить свой выходной в кругу семьи, а приехали стать частью поисковой группы.

Нам сказали, что нужно потерпеть. Возможно, было бы лучше, если бы мы вернулись домой, и они смогли бы связаться с нами там. Но мы оба отказались, и никто с нами не спорил.

Не будем ли мы против сделать заявление в прессе и на ТВ? В таких делах публичность очень помогает, люди проявляют бдительность. Что сказать? Одного из нас попросили съездить домой, в Кембридж, взять несколько вещей Наоми и привезти их в Лондон.

— Вещей?

— Для собак. Ищеек. Им нужно учуять запах. Вдруг еще что-то осталось.

Я вызвался съездить. Не хотел, но выбора особо не было. Лора оставила машину рядом с участком, на Олд Берлингтон-стрит.

Дорога туда и обратно отняла три часа. Самым ужасным оказалось то, что за рулем я не мог связаться с полицией. В нынешнее время телефоны в машинах — обычное дело. А тогда… Они казались чем-то неслыханным. До Кембрижда мне хотелось останавливаться у каждой телефонной будки, чтобы звонить и быть в курсе. Чтобы ничего не пропустить, я оставил радио включенным, но ничего такого не сообщали. Возле Кембриджа стоял туман. Время от времени его разрезали желтые огни случайных автомобилей. Я размышлял, что люди делают, разъезжая по дорогам в Рождество. Что такого плохого может быть дома, если ты хочешь проводить его отдельно от семьи.

Когда я вошел в дом, меня затрясло. И первым делом схватился за телефон. Каждый гудок добавлял мне пару лет. Пережить такое еще раз я не смог бы. Новостей не было. Ни хороших, ни плохих. Я положил трубку и заплакал самыми горючими слезами, которые когда-либо проливал. Не знаю, как долго я сидел у подножия лестницы, согнувшись от горя. Кажется, вечность.

Меня разбудил звонок. Я схватил телефонную трубку и трясущимся голосом ответил. Это была мама Лоры, которая звонила пожелать нам счастливого Рождества. Она уже звонила, но никто не ответил, потому подумала, что мы в церкви.

— Нет, — сказал я, — мы не ходили в церковь.

— Чарльз, что-то случилось? Ты сам не свой.

— Да, случилось. Наоми пропала. Она отошла от меня вчера, в Лондоне. Лора сейчас там. Полиция уже ведет поиски.

Я пытался сообщать факты. Контролировать свой голос и тон. Я впервые говорил с кем-то о том, что случилось, и это помогло мне принять реальность. Ситуация была чистым ужасом и никак не походила на правду. Сам себе ты можешь говорить все, что угодно, но там, внутри, что-то шептало: «Все это просто фантазия, плохой сон». Но когда кто-то другой в телефонной трубке реагирует таким образом — его голос прерывается и слышен шок — ты понимаешь, что все это — реальность и происходит на самом деле.