Том бросил вожжи конюху, сунул кнут в козлы и быстро окинул взглядом светившиеся верхние окна. Это был странного вида старый дом, сложенный из какого-то камня, с перекрещивавшимися балками, с выступавшими фронтонами над окнами, с низкой дверью под темным навесом и с двумя крутыми ступенями, что вели вниз, вместо той полудюжины низких ступенек, которые в более современных домах ведут вверх. Впрочем, дом выглядел вполне уютным: в окно буфетной был виден яркий приветливый свет, блестящая полоса которого пересекала дорогу и освещала даже живую изгородь по другую сторону ее; в окне напротив виднелся красный мерцающий свет, который то угасал, то вспыхивал ярко, пробираясь сквозь спущенные занавески и свидетельствуя о том, что в камине пылает огонь. От глаз опытного путешественника не ускользнули эти мелочи, и Том выскочил из двуколки с быстротой, на какую только были способны его окоченевшие ноги, вошел в дом, и пяти минут не прошло, как уже расположился в комнате напротив буфетной — в той самой, где воображение чуть раньше нарисовало ему пылающий камин, — перед подлинным, осязаемым буйным огнем, в который был брошен чуть ли не бушель угля и такое количество хвороста, что его хватило бы на несколько приличных кустов крыжовника, — хвороста, нагроможденного чуть ли не до каминной трубы, где огонь гудел и трещал так, что от одних звуков должно было согреться сердце у всякого разумного человека.
Было очень уютно, но это еще не все: кокетливо одетая девушка с блестящими глазками и изящными ножками покрывала стол очень чистой белой скатертью. А так как Том сидел, положив ноги на каминную решетку, спиной к открытой двери, в зеркале над камином видел чарующую перспективу буфетной, где в самом соблазнительном и аппетитном порядке стояли на полках ряды зеленых бутылок с золотыми ярлыками, банок с пикулями и вареньем, сыров, вареных окороков и ростбифов. Но и это еще не все: в буфетной за самым изящным столиком, придвинутым к самому яркому камельку, пила чай полная красивая вдовушка лет сорока восьми, с лицом таким же уютным, как буфетная, — несомненно, хозяйка заведения и верховная правительница всех этих приятных владений. И только темное пятно портило очаровательную картину: этим пятном был мужчина, очень рослый, в коричневом сюртуке с блестящими узорчатыми металлическими пуговицами, с черными баками и черными волнистыми волосами. Мужчина распивал чай вместе с вдовой и, как всякий мало-мальски проницательный наблюдатель мог догадаться, довольно успешно склонял вдову перестать быть вдовою и даровать ему право усесться в буфетной на весь остаток его земного бытия.
Том Смарт отнюдь не отличался раздражительным или завистливым нравом, но, бог весть почему, этот рослый мужчина в коричневом сюртуке с блестящими узорчатыми металлическими пуговицами взбудоражил тот небольшой запас желчи, какой входил в его состав, и привел Тома Смарта в крайнее негодование, в особенности когда он со своего места перед зеркалом время от времени замечал, что между рослым мужчиной и вдовой совершается обмен фамильярными любезностями, позволявшими предполагать, что расположение вдовы к нему отличается такими же размерами, как и его рост. Том любил горячий пунш — я даже могу сказать, что он очень любил горячий пунш, — и вот, позаботившись о том, чтобы норовистая кобыла получила хороший корм и стойло, и оказав честь превосходному маленькому обеду, который вдова подала ему собственноручно, Том потребовал стакан пунша для пробы. Ну а если и существовало что-нибудь во всей области кулинарного искусства, что вдова умела приготовлять лучше всего прочего, то это был именно названный напиток. Первый стакан так пришелся по вкусу Тому Смарту, что, не теряя времени, он потребовал второй. Горячий пунш — приятный напиток, джентльмены, весьма приятный напиток при любых обстоятельствах, а в этой уютной старой гостиной, перед огнем, гудевшим в камине, когда ветер снаружи дул с такой силой, что трещали балки старого дома, Том Смарт нашел его поистине восхитительным. Он потребовал еще стакан, а затем еще… — Кто его знает: не потребовал ли он после этого еще один, — но чем больше пил горячего пунша, тем больше думал о рослом мужчине.
«Черт бы его побрал, этого нахала! — сказал самому себе Том. — Что ему тут делать, в этой уютной буфетной? Ну и подлая же у него рожа! Будь у вдовы больше вкуса, она могла бы подцепить кого-нибудь получше.»
Тут Том перевел глаза от зеркального стекла над камином к стеклянному стакану на столе. А так как он тем временем расчувствовался, то осушил и четвертый стакан пунша и потребовал пятый.