С наступлением утра он вернулся в спальню, боязливо озираясь по сторонам. Никаких следов чужого присутствия ему не встретилось. Часы он нашел на своем месте; кругом царил обычный порядок, только дверь гардероба была распахнута, но в этом не было ничего необычного.
В дверь с черного хода позвонили. Доннинг впустил в дом истопника и продолжил осмотр. Он обыскал все помещения, не найдя ничего пугающего.
Начавшись донельзя безрадостно, день специалиста по алхимии в сходном ключе и продолжился. Показаться в Британском музее Доннинг не осмелился; что бы ни говорил библиотекарь, там можно было нарваться на Карсвелла. Дома оставаться тоже не хотелось; сваливаться же, как снег на голову, к доктору неудобно. Некоторое время у него занял визит в больницу, где его несколько ободрило известие, что экономка и горничная уже чувствуют себя лучше. К обеду ноги сами привели его в клуб, где ждала еще одна скромная отдушина – встреча с секретарем Ассоциации Хайтоном, своим закадычным другом. За едой Доннинг пытался объяснить свои неприятности с материалистической точки зрения – единственной, что правомерна для серьезного английского джентльмена, – однако, сказав о невзгодах служанок, он так и не решился поведать о пережитом ночью кошмаре, который наиболее тяжелым камнем возлег на его сердце.
– Какая небывалая досада, сэр, – сказал секретарь. – Послушайте-ка, я с женой живу одиноко, места в доме много. Почему бы вам не побыть с нами? Знайте, отказа я не приму! Присылайте свои вещи сегодня же.
Честь по чести, Доннинг и не собирался отказываться – его, что ни час, все сильнее пугали мысли о том, что может принести ближайшая ночь. Собрав минимум пожитков, он почувствовал себя почти счастливым. Друзья, к которым он вскоре прибыл, обеспокоились его душевным состоянием и сделали все, чтобы его приободрить, – к их чести, добившись определенных успехов. И все равно, когда мужчины остались покурить вдвоем, Доннинг снова впал в депрессию. Потом он вдруг сказал:
– Хайтон, я все-таки думаю, что Карсвелл узнал, кто отверг его доклад.
Секретарь. присвистнул и спросил:
– С чего вы так решили?
Доннинг рассказал ему о своем разговоре с библиотекарем, и Хайтону осталось только согласиться, что это более чем вероятно.
– По большему счету, мне плевать, – сказал Доннинг, – но встреча с ним может быть крайне неприятной. Человек он, как я понимаю, вздорный и бескультурный.
Разговор на этом снова прервался, но от Хайтона не могла укрыться подавленность в поведении Доннинга, поэтому после недолгих колебаний он решился спросить напрямую, что мучает друга. Доннинг испытал при этом огромное облегчение.
– У меня не идет из головы человек по имени Джон Гаррингтон, – произнес он. – Вам о нем что-нибудь известно?
Хайтон был поражен этим вопросом и только уточнил, откуда этого человека знает сам Доннинг. Тогда тот изложил ему все, что случилось с ним в последнее время: в трамвае, на улице, дома. Он признался, что им целиком владеет сейчас тревожное предчувствие, и снова повторил свой вопрос. Хайтон почувствовал неловкость. Наверное, подумал он, дать ему знать, что Гаррингтон трагически погиб, будет верно – предупрежден значит вооружен. Но ведь Доннинг так нервничает, а история – нездоровая, мрачная. И нет ли между этими двумя людьми связующего звена в лице Карсвелла? Это была щекотливая ситуация для человека науки, и под конец секретарь решил ответить осторожно, а позже все обсудить с женой.
Потому он сказал, что знавал Гаррингтона в Кембридже и что человек этот скончался в 1889 году. Следом были упомянуты несколько мелких подробностей об ученых трудах покойного. Несколько позже он переговорил обо всем этом с миссис Хайтон, и она, как и предвидел супруг, незамедлительно сделала вывод, к которому он склонялся и сам. Именно она напомнила мужу о Генри Гаррингтоне, брате покойного Джона, посоветовав связаться с ним через друзей – чету Беннеттов, у которых им недавно довелось побывать в гостях.
– Генри может оказаться полнейшим кретином! – воскликнул Хайтон.
– Вот давай у Беннеттов и спросим об этом. Им виднее.
Миссис Хайтон занялась этим вопросом лично уже на следующий день. Нет особой необходимости описывать здесь в деталях, каким образом Генри Гаррингтон и Доннинг были представлены друг другу. Состоявшийся между ними разговор только и заслуживает внимания. Доннинг рассказал Гаррингтону, каким странным способом ему стало известно имя покойного и о том, что пережил сам. Затем он попросил Гаррингтона в свою очередь припомнить некоторые обстоятельства, связанные со смертью брата. Это немало удивило Гаррингтона, но отвечал он охотно.