Комната с загадкой

…Заведя подчиненных в кабинет, капитан прикрыл дверь и разорался. Досталось всем: Акимову – за то, что не представляет рапорт, как положено, а мямлит и мнется, как старая дева у венца, Остапчуку, который все всегда рожает наполовину, хоть щипцы накладывай (Ивана Саныча передернуло), и обоим – за головокружение от успехов.

– По ошибке, по случайности одержали пару сомнительных побед – а гонору, как у Наполеона!

Капитан, наконец иссякнув, промокнул испарину платком:

– Требую серьезного отношения к каждому случаю! Запомните: никаких «мелочей», «фактиков» и «не важно, чего». По каким причинам не было доложено о том, что гражданин обращался с жалобой на угрозы?

В другое время Остапчук пояснил бы, что речь идет о том, что покойный ныне инженер жалобы строчил по любому поводу, что лицо, о котором идет речь, – не кто иной, как Андрей Рубцов, он же Пельмень, с сопливого возраста знакомый, по своему характеру не способный на такую операцию, как утопление с мешком сахара на ноге. Был у них конфликт по поводу того, что Хмельников – саботажник и дрянь – наступил на больную мозоль новой рубцовской зазнобе, ударнице-стахановке Тоське Латышевой, но это же дело житейское, за это не убивают.

В общем, много чего можно было сказать в свое оправдание, но было не время, поэтому Иван Саныч просто признал, что виноват.

– Прекращайте эти дела, – тотчас смягчившись, еще раз призвал капитан, но было и так понятно, что такого рода конфликты не заканчиваются убийством – которого, к слову сказать, может, и не было. Надо ждать вскрытия, экспертизы.

Сорокин вернулся к Акимову:

– Ну а ты что молчишь, товарищ лейтенант?

– Я докладывал, – кротко напомнил Акимов, – на службе присутствовал, вышел умыться, увидел тело в воде.

– И что там, на службе?

– Тихо. Песни поют, стихи читают.

– Стихи – это по-своему неплохо. Непонятно, что в такое время несовершеннолетняя Брусникина делает на культовом мероприятии.

Акимов хотел было культурно огрызнуться в том смысле, что суббота, вечер, иные детки по подворотням курят, а эта вот таким образом проводит досуг – но разумно решил смолчать. К тому же это он, Сергей, считает, что песенки попеть в поповской компании – это ничего страшного, если учебе не мешает, а многомудрый и опытный Сорокин может что-то другое иметь в виду. Может, это самое «ничего страшного» куда серьезнее целой флотилии утопленных сменных инженеров. Если эти двое – благостный, современный поп с паспортом и кучей разрешений-бумажек и эта вечно поддакивающая, но безобидная Зойка – и есть то, что в протоколах туманно именовалось ранее церковно-черносотенной повстанческой ячейкой…

Пятидесятников упомянул товарищ Волин, ходячая энциклопедия. Не зря ведь, не ради красного словца. Значит, были основания, только вот какие? До Акимова, как и до всех прочих, доходили байки о том, что творят разные темные личности, но он был уверен, что это где-то там, в глуши, на окраинах бывшей империи, а никак не столицы.

Об этом, ворча и плюясь, говорил и Иван Саныч, когда их обоих, поруганных и оплеванных, отпустили зализывать душевные раны:

– Что пристал к попу, одноглазый клещ. Не сибирский хутор у нас, где сплошные староверы и фанатики-изабверы. У нас все переписаны, проверены-перепроверены, если уж назначили, то с самого верха одобрены кандидатуры. Подпольщик, после отсидки, надежный человек. Нечего и тень наводить.

– Кто это? – проснулся Акимов.

– Где?

– Изабверы.

– Которые мучают всех и распинают, – раздраженно пояснил Саныч.

– Изуверы, – машинально поправил Сергей.

– Кто?

– Эти, которые мучают и распинают.

Остапчук внезапно взорвался:

– Умный самый? Образованный? Ученый! Коли такие все головастые, то что служите на окраине – валите прямо на Петровку, ждут вас там! Ей-богу, ухожу. Моченьки нет.

И, круто прибавив ходу, бросил сослуживца посреди дороги. Уже метрах в ста повернулся и мстительно крикнул:

– Падчерицу свою поучи! Ремнем! Подолом метет, щечки надувает, а ярую церковницу в рядах проворонила!

И он скрылся во мгле.

Глава 15

Акимов плелся домой, ощущая, как от непривычного велокросса с ускоренным верчением педалей постепенно отнимаются ноги, прямо от пояса. Спохватился, что обед не успел приготовить, но, как выяснилось, зря беспокоился: на кухне ранее упомянутая падчерица весело, споро чистила рыбу, чему ее Колька Пожарский обучил. Из этой парочки талант педагогический скорее у парня – вон как наяривает Ольга, ни чешуйки мимо мусора не пролетает.

Увидев любимого отчима, Гладкова отсалютовала ножиком.

– Добрый вечер, – сдержанно отозвался Сергей.

– Добрый, добрый. Вот, забыла, что обещала почистить. Смотрите какая, – и подняла выпотрошенную тушку.

– Не надо, – натолкнувшись на томный, полный укоризны рыбий взгляд, Акимов отвернулся. Сейчас все, связанное с водой, вызывало отторжение, даже вот, чай в стакане.

– Как я вас понимаю, Сергей Палыч, – заверила Оля, продолжая орудовать ножом, – сама дней пять назад такого страха в озере натерпелась – жуть.

Акимов сначала не понял, потом насторожился, далее – удивился, и весьма:

– Каком озере? Что случилось?