Комната с загадкой

Двери в подземелье еще не было. Сергей, сняв для чего-то фуражку, спустился в освобожденное от мусора помещение. Там было уже не только выметено, но и стены зачищены от отходящей штукатурки до кирпичей, по всей видимости, под покраску. Дальняя часть, метра три от стены, под сводчатым потолком, была огорожена перетянутой бечевкой. Посредине этого участка одиноко возвышался стол – видавший виды, с недавно приделанной ножкой вместо поломанной. Над ним, в нише в кирпичной стене, была какая-то темная икона – подходить к ней Сергей не стал, а издалека было не разглядеть, кто там, да и не особо интересно. Лежали свечи – целые и огарки, аккуратно сложенные в кучки по размеру, под потолком висела керосинка «летучая мышь». Что-то вроде верстака уже было сколочено в углу и заготовки, скорее всего для ларя. Инструмента не видно – наверное, не решался Лапицкий при незакрытой двери оставлять его на виду. Бак стоял, типа латунного, с краном, как на вокзале. Больше ничего и никого не было.

И так понятно, что не орудует там артель подпольных церковников-шабашников. Будь акимовская воля, он бы вообще не стоял праздно над душой человека, который возит щебень. Но Сорокин своих подозрений не оставлял. Некоторое время спустя, в пятницу, капитан приказал:

– В субботу вечером, в районе пяти, наведайся в приход.

– Хорошо, – козырнул Сергей.

Скандал дома гарантирован, Вера еще с неделю назад поставила ультиматум: они идут в Малый театр, на что-то там, на что билеты не достать.

Николай Николаевич сердито сообщил:

– Выбил я тебе велосипед.

– Спасибо.

– Отправляйся, посмотри, что там да как.

Подождав разъяснений и не дождавшись, Сергей попробовал уточнить:

– На что именно обратить внимание, товарищ капитан?

– Ни на что, – отрезал Сорокин. – Я почем знаю, на что? Поприсутствуй, постой в уголке, чтобы было о чем отрапортовать. При необходимости.

– О чем?

Капитан открыл рот, но сдержался, не ругнулся, а пояснил спокойно и корректно:

– Что поприсутствовал. Постоял в уголке. О чем и доложил, – но потом все-таки добавил: – Обязательно примечай, кто ходит на вечерние службы.

Акимов, совершенно сбитый с толку, спросил, почему.

– Ох ты ж, как ему живется-то, такой голове садовой, – непонятно кому пожаловался Сорокин, – ну сам рассуди. На обедню сходить, с утра в воскресенье – обычное дело, может, бабка с детства приучала, по привычке. А тут вечер, суббота. Если человек после трудовой недели сам, без принуждения тащится ноги простаивать, то кто это, как не ярый церковник. Понял? Нет, не понял. Тогда просто выполняй, что сказано.

* * *

Предупредив Веру и получив порцию ледяного молчания, Акимов собрался в путь. Была упадническая мыслишка: не выловить ли Лапицкого с тем, чтобы вместе переправиться на плоту. Но обратно тащиться на своих двоих не было охоты, а с велосипедом влезать на чужое плавсредство как-то неловко – примерно из такой же серии кино, как приходить с обходом к человеку, который щебень возит. Лейтенант решил двинуться на велосипеде. Если не торопиться, то поспеешь как раз не к началу их мероприятия, а где-нибудь к середине.

Так и получится: поприсутствовал, обошел и при этом никому не помешал. Некоторое время колебался, не поехать ли в гражданском, но решил, что это будет невоспитанно. Люди же не в кино пришли, для них эта встреча важная, а он тут в трико и майке.

«Ничего, – решил Сергей, – взопрею – так в озере ополоснусь. Они ж там тоже наверняка не прямо после бани, потерпят».

С велосипедом поладили, пусть и не сразу. Ведь последний раз на такого рода механизме Акимов ездил до войны. Да к тому же Сорокин подбросил очередной сюрпризец, подогнав не нормальную машину, а трофейный «трупенфарад», который сам разгонялся и тормозил по своим каким-то немецким правилам. Во избежание позора сверзиться с велосипеда на виду у людей Сергей отошел со строптивым фрицем пешком подальше, на нехоженые тропы, и, несколько раз чуть не навернувшись, наконец покатил к церкви.

Вот уже несколько дней стояла сухая погода, так что дороги хорошо просохли и не пылили. И пока, по ранней весне, листва зелена и свежа, так что дышится легко. Руль у укрощенного велосипеда оказался удобный, локти можно положить, ход веселый, крутанул раз педали – и едешь себе. Добрался Акимов до места, когда было уже без двадцати шесть, в тени деревьев было уже довольно темно. Опоздал, решил он и прибавил ходу, но, как выяснилось, зря опасался, потому что действо было в разгаре. Небольшие окна над самой землей, уже занавешенные какими-то тряпицами, изнутри тепло светились, и доносились из подвала слова, произносимые мерно низким женским голосом. Сергей, приставив велосипед к стене, снял фуражку и тихонько, по стеночке спустился.

Темно у них там, хоть глаз выколи.

Выяснилось, что Сорокин зря переживает и подозрительно косится на всех встречных-поперечных. Двадцатка, может, и зарегистрирована, однако в настоящее время в помещении присутствовало лишь двое: сам поп Лапицкий и Брусникина Зоя.