Комната смерти

Все еще ощущая во рту дымный вкус скотча, она окинула взглядом жилье, принадлежавшее только ей одной. Несмотря на обветшавшую, подержанную обстановку, а может, именно поэтому, в квартире чувствовался уют, даже в столь печальный день, как сегодня. Она приложила немало труда, чтобы создать это ощущение. Стены, покрытые десятками слоев краски еще со времен Тедди Рузвельта, были кремового оттенка. Украшениями служили композиция из искусственных цветов с ремесленной ярмарки в Челси, осенний венок с фермерского рынка на Юнион-сквер, а также произведения искусства. У нее были картины и наброски, некоторые оригинальные, некоторые в виде репродукций, изображавшие созвучные ее характеру сцены: лошади, фермы, каменистые ручьи, натюрморты. Она понятия не имела, чем они ее привлекают, но мгновенно это чувствовала и покупала их на сэкономленные деньги. На стене висели разноцветные прямоугольники из шерсти альпаки — Лорел несколько лет назад занялась вязанием, но так и не сумела найти время или желание закончить шарфы для племянниц подруг.

«Что дальше?» — подумала она.

Что дальше…

Только теперь она услышала пронзительный свист чайника. Войдя в маленькую кухню, опустила пакетик чая с шиповником в кружку — синюю снаружи и белую внутри, в цвет ее костюма. Надо бы переодеться.

Потом.

С минуту Лорел смотрела на чайник. Она выключила газ, но не стала наливать кипяток и вернулась на кушетку.

Что дальше?

Итог оказался худшим из всех возможных. Если бы ей удалось выиграть процесс по обвинению Мецгера и Барри Шейлса, это полностью изменило бы ее мир. Изменило бы ее жизнь. Важность, которую представляло для нее это дело, не поддавалась описанию. Она вспомнила времена учебы на юридическом факультете, когда ее завораживали истории великих юристов Америки — адвокатов, прокуроров и судей. Кларенс Дэрроу, Уильям О. Дуглас, Феликс Франкфуртер, Бенджамин Кардозо, Эрл Уоррен… и многие, многие другие.

Ей часто вспоминались слова Луиса Д. Брандейса: «Федеральная Конституция, возможно, величайший из экспериментов человечества…»

Не существовало ничего чудеснее, чем машина правосудия, и Лорел очень хотелось стать ее частью, внести вклад в американский закон.

Момент наивысшей гордости она испытала в день выпуска. Она вспомнила, как высматривала среди присутствующих своих родителей. Отец пришел один — мать выступала в высшем апелляционном суде штата в Олбани, пытаясь добиться отмены приговора бездомному по обвинению в убийстве.

Лорел считала великой честью для себя, что ее матери в этот день не было на выпускной церемонии.

Дело Морено должно было стать для нее обоснованием подобных жертв. Ну и заодно возможностью сделать себе имя. Амелия была права, когда намекала на ее политическую карьеру. Хотя имя так и не попало в бюллетень, амбиции никуда не делись.

Но даже проигрыш в суде по делу Мецгера стал бы для нее в каком-то смысле успехом. О существовании в НРОС «комнаты смерти» стало бы известно всем, чего могло бы вполне хватить, чтобы программа по ликвидации людей прекратилась навсегда. Голодная до сенсаций пресса и еще более изголодавшиеся конгрессмены слетелись бы на НРОС, словно мухи.

Лорел бы пришлось принести в жертву свою карьеру, но, по крайней мере, она могла бы быть уверена, что правда о преступлениях Мецгера станет явной.

Но теперь? Когда ее босс прекратил дело? Нет, ничем хорошим это закончиться не могло.

Она полагала, что информатор бесследно исчез и никто никогда не узнает о других стоящих в очереди жертвах. Простите, мистер Рашид.

Какое ее ждало будущее? Мысль об этом не вызвала у Лорел ничего, кроме смеха. Вернувшись в кухню, она на этот раз действительно заварила чашку чая и добавила два кусочка сахара, решив, что шиповник достаточно терпкий. Да уж, будущее — сперва ей наверняка предстояло провести какое-то время без работы, пересматривая старые выпуски сериала «Сайнфелд» и съедая за ужином одну, а может, и две порции замороженной еды. Лишний бокал вина «Кендалл-Джексон». Компьютерные шахматы. Потом собеседование. А затем работа в какой-нибудь крупной фирме на Уолл-стрит.

Она совсем упала духом.

И вдруг подумала о Дэвиде, как это часто бывало.

«Слушай, Нэнс, ты вынуждаешь меня ответить. Ладно, я скажу. Ты вроде старомодной училки. Понимаешь, о чем я? Я так жить не смогу. Ты хочешь, чтобы все было идеально. Постоянно поправляешь, цепляешься к мелочам. Так что извини — я не хотел говорить, но ты меня заставила».

Забудь о нем.

Нужно думать о карьере.

Вот только ее больше нет.

На полке — юридические справочники вперемежку с романами и одна поваренная книга — стояла фотография их с Дэвидом. Оба улыбались.

Ниже лежала коробка с шахматами — деревянная, не пластиковая.

«Выброси, — подумала Лорел и тут же решила: — Нет, пока не стоит».

Ладно, хватит. Она уже насмотрелась жалости к себе у самых отъявленных сексуальных извращенцев и убийц и вовсе не желала, чтобы нечто подобное проникло к ней в душу.

В конце концов, другие дела у нее пока никто не отбирал. Следовало вернуться к работе, и…

В коридоре послышался шум.

Стук, щелчок, едва слышный глухой удар.

И тишина.