Честно говоря, именно тогда мне захотелось стать моряком. Повидать мир в составе дружной компании. Оказаться подальше от Эльма. Стоять в рубке ледохода с чашкой перцового чая и ехать к концу вселенной. Пусть даже на службе какой-нибудь гильдии, но моряком.
А еще лучше – капитаном.
Но прежде всего мне необходимо было забрать назад свой компас, а долг и не думал уменьшаться – только рос ото дня ко дню. Это безмерно злило Фарри, и я чувствовал, как он задумывается о том, чтобы просто сбежать, пусть и в пустыню, но подальше от такого негласного рабства. Как ни странно, его удерживало желание вместе со мной пройти по дороге тайны ледовых гончих. Его детская радость от прикосновения к легенде перевешивала здравый смысл. И он искал шанса вырваться отсюда без бегства. Он очень не хотел возвращаться к той жизни, что вел до моей истории о компасе.
С работой, как вы понимаете, дела шли у нас не очень хорошо. В Снежной Шапке было много пришлых, и конкурировать с ними мы не могли. Хотя Фарри везло больше в поиске, но никак не в самой работе. Впрочем, я говорил об этом. Глядя на его неудачи, я все чаще задумывался, что нужно попытать счастья на ферме. Пробраться с кем-нибудь из купцов в Торговый квартал, а оттуда… Эх…
Вообще самым светлым пятном в те дни для меня оказалась Лайла. В тот день, когда я впервые увидел ее, – она напрочь поселилась в моем сердце, так что о Сансе я и вспоминать перестал. Представьте себе мое удивление, когда я узнал, что Лайла слепая. Сказитель-калека, обитающая в трущобах Снежной Шапки, в захудалой таверне. Почему мне и в голову не пришло, что черная повязка, пересекающая ее изысканное лицо, не штрих артиста, а черта старой трагедии?
Я долго ходил на ее представления, жадно ловя каждое ее слово, каждое ее движение. Зачарованный песней мальчуган, еще не понимающий, чего он хочет, но уже страстно желающий этого.
На ее четвертое выступление я решился с ней заговорить. Я специально приберег местечко неподалеку от помоста, вечно занятого бардерами. Сюда необходимо было приходить пораньше, так как желающих поглазеть на Лайлу хватало. Пару раз из-за этого начинались стычки, но тогда в ход шли вышибалы и выкидывали на мороз всех, кто хоть как-то возмущал общее спокойствие. Особенно усердствовал в этом Эльм.
В тот вечер, увидев меня на ближайшей лавке, он подошел ко мне:
– Ты бы, собачья плешь, работой занялся, а не штаны просиживал…
– Так вечер, Эльм. Я весь день только и занимался, что ходил по этому собачьему городу. – Ко мне уже прицепилось это противное словечко.
– Надо не ходить, а работу искать. Ты же не все вечера тут сидишь. – Он злился, и в нем было нечто, чего я не понял. Тогда не понял. Позже мне все стало ясно.
– Я устал…
– А Фарри не устал? Хотя этот собачий сын лучше бы занялся
– ЭЛЬМ! – заорал хозяин. – Хватит трепаться, иди работай!
Силач осекся, в нем забурлила ярость, но он медленно обернулся к вредному мастеру Райдэлану, владельцу трактира:
– Я только перемолвился парой слов с моим приятелем, – пробасил он. Его рука коснулась моей головы и грубо потрепала волосы. – Всего лишь перемолвился…
– Иди работать, драный демон!.. – Чем-то Райдэлан напоминал мне Одноглазого. Наверное, тем, что использовал те же присказки…
Эльм отошел, бросив на меня недобрый взгляд.
Народ набивался в трактир, и мастер Райдэлан охотно собирал с каждого непостояльца плату за вход. Вскоре все лавки оказались заняты, да и у стен собрался народ. Бардеры наигрывали унылую мелодию, но никто не дерзнул их прерывать. Меж лавок грозными кораблями прохаживались вооруженные дубинками вышибалы, готовые унять любое проявление неуважения к артистам.
К выступлениям Лайлы хозяин таверны относился с раболепным почтением.
Когда девушка неуверенно вышла из-за портьеры – зал взорвался аплодисментами, и я хлопал громче всех, глядя, как ее прекрасные губы трогает смущенная улыбка.
Сразу после того как утихли рукоплескания, громко стукнула входная дверь, и почти все обернулись на звук. Вошедший в трактир Фарри с опухшим лицом всплеснул руками, извиняясь, и тут Лайла заговорила.