Комплекс Мадонны

Они воспользовались просторной ванной-бассейном в спальне Тедди. Включив дорогой душ «якудзи», Барбара, словно ребенок, закричала от удовольствия.

— Надеюсь, черт возьми, что Роб не станет стучать в дверь.

— Не станет.

— Почему ты так думаешь?

— Я прикрепила на двери записку: «Обеденный перерыв».

— Этого не может быть.

— Можешь убедиться.

— О Боже, что он скажет?

— Да ничего. Он просто поймет, что наследства ему придется ждать долго.

Барбара начала игриво пускать мыльные пузыри — ребенок, забавляющийся со своим отцом. Она уселась перед Тедди, и тот начал тереть ей спину губкой. У молодой женщины была тонкая талия, а тело крепкое и в то же время не мускулистое. Просунув голову ей под руку, Тедди поцеловал мокрую мыльную шею. Он подумал, что лишь в такие мгновения действительность по-настоящему поднималась до волшебных грез. Его зима горести, мучительной неопределенности, неспособности проникнуть в тайные мысли Барбары теперь в теплой мыльной воде превратилась в нежный бархат, в мягкую кожу, покрывающую жизнь. Теперь они дышали одним воздухом, сидели в одной воде, и впервые за все время их знакомства Тедди поверил, что их отношения стали естественными; большую часть времени его загоняли на край, а теперь он оказался в самом центре.

Одно из слабых мест удовлетворения состоит в сглаживании неравномерных чувственных всплесков желаний: достичь своей цели, своей мечты — это значит потерять ее в тот же самый момент. Тедди чувствовал себя словно стрелок, попавший в «яблочко» с пятидесяти ярдов много раз подряд и обнаруживший, что теперь, когда результат стабилен, требуется увеличить дистанцию до ста ярдов и тренироваться до тех пор, пока мастерство снова не станет совершенным.

Отношения с Барбарой, которых желал Тедди, заключались в безграничном, нескончаемом, непрерывном совершенствовании. Стоило только ему очертить привычный круг семейной жизни — дети, друзья, путешествия, безмятежность, сложный аромат неуловимой любви, — он тут же находил, что чего-то недостает. Ему начинало хотеться большего. Он стремился не просто к власти над молодой женщиной, а к полному обладанию всем ее естеством, каждой ее мыслью, каждым пережитым ею чувством, всеми гранями ее существования. Тедди подумал, догадывалась ли Барбара о его мыслях и поэтому сражалась, сама не зная почему, а теперь, уступив превосходящей силе, отдала в подарок крошечную частицу себя, сохранив все остальное, с тем чтобы перевести дух и перегруппировать силы. Осознавала ли она весь его порыв, бывший не чем иным, как жадным стремлением к возлюбленной, матери, сестре, которых олицетворяла для него молодая женщина, к некой высшей всеобъемлющей мадонне, которая в зависимости от времени являлась мириадами меняющихся обликов Деметры, Афины, Афродиты и царицы Дианы — возвышающейся над всеми грациозной всемогущей охотницы, — и в следующее мгновение превращалась в обреченную, замученную Барбару, стоявшую у трех окон, смотрящую на залитый солнцем двор в надежде, что явившийся на прощание ее отец откроет перед ней будущее.

Сидя на табурете, Тедди мягким полотенцем вытирал ей ноги. На его лице было рассеянное выражение.

— Когда ты не думаешь ни о чем конкретном, ты похож на маленького мальчика, — сказала Барбара. — Все морщины исчезают.

— Не знал, что у меня вообще есть морщины.

— Разумеется, есть. Морщины Доу-Джонсона. Каждое падение или подъем отражены на твоем лице. Мне нравятся такие морщины. Они как бы очерчивают все, чем ты являешься. В следующей жизни я хочу родиться с твоим римским носом. Я уже несколько раз примеряла твой нос, но в теперешнем виде он немного великоват для моего лица. Почему его не унаследовал Робби?

— Его мать выиграла это сражение.

— Его мать выиграла большинство сражений. Он совсем не похож на тебя, Тедди. Я хочу сказать, внешне. Я сидела на лестнице и следила за всеми вами. Он какой-то приятный и открытый, и к сорока годам у него останется налет студенчества. Профессиональный юноша. Кому-нибудь следует сбросить бомбу на магазин «Брукс Бразерс». Они заставляют всех мужчин в городе выглядеть так, словно те вырезаны из одного куска ткани. Ты сделаешь кое-что лично для меня?

— Только назови.

— Закрой там свой счет.

— Договорились. Тебе посыпать ноги тальком?

— Только если это не «Эсте Лаудер» или какая-нибудь мудреная французская штуковина. Детский порошок фирмы «Джонсон и Джонсон». Ты в детстве когда-нибудь жевал надувную резинку «Флир»?

— Не помню.

— Так вот, у «Дж. и Дж.» такой же запах.

Тедди помог Барбаре надеть голубой махровый халат.

— Я люблю этот халат, — сказала она.

— Он тебе слишком велик.

— Именно это я и люблю в нем. Это — высшая степень сексуальности, а вовсе не шифоновые или кружевные неглиже, которые женщины всегда покупают на размер меньше, так что их сиськи начинают проступать наружу, словно кроличьи носы. Мои сиськи тридцать восьмого размера, я горжусь ими, и мне не нужно заставлять их казаться больше или привлекательнее, чем они на самом деле.

— Я люблю каждый их дюйм.

— Я заметила это. У тебя жесткая щетина.

— В следующий раз я сперва побреюсь.