Нижний этаж состоял из кухни, гостиной и кладовки, которая выходила на два акра ухоженного фруктового сада, засаженного яблонями и вишнями. Кроме того, там находились оранжерея, мангал, беседка и качели. Открыв заднюю дверь, Барбара направилась к качелям. Одернув юбку, она крепко схватилась за ржавые цепи и начала качаться. Алекс носился по верхнему этажу, заглядывая в спальни со сводчатыми потолками, ванные с высокими душами, и остановился в гостиной, располагавшейся над кладовкой и выходящей окнами в садик. Услышав пение Барбары, он распахнул двустворчатую стеклянную дверь, выходящую на балкон. Барбара в саду ощутила какое-то странное безмятежное смущение, подобное тому, какое испытывает девочка, проведшая дома школьные каникулы и собирающаяся снова вернуться из детства в действительный мир. Алекс не подозревал, что в молодой женщине было что-то нежное и мягкое, что она прятала под внешней твердой оболочкой. У него мелькнуло мимолетное видение себя и Барбары с двумя маленькими мальчиками и малюткой-дочкой, сидящих в гостиной возле рождественской елки, украшенной сиянием свечей, с грудой подарков под ней. Алексу было тридцать четыре, он уже устал от холостой жизни, развлечений на одну ночь с одинокими женщинами в квартирах со спящими детьми, обоями в цветочек и крохотными кухоньками. Купить дом в Рэе и жить за городом, подумал он, было единственным способом сбежать от унылых кафе и случайных знакомств. Но ведь Барбара — это случайная знакомая. Хотя, возможно, она будет не такой, как все.
Когда Барбара увидела, что он спускается к ней, она прекратила пение.
— Внезапно я почувствовала себя счастливой, — сказала она.
— Не могу принять на свой счет благодарность за это.
— Вы собираетесь купить этот дом?
— Вообще-то могу.
Барбара спустилась с качелей, подобрала туфли и, опершись на плечо Алекса, влезла в них.
— Они слишком велики для меня, но, с другой стороны, в маленьких всегда тесно и неудобно. Я не жила в собственном доме с раннего детства.
— Вам этого не хватает?
— Вы меня прощупываете?
— В каком-то смысле, думаю, да.
— Ну, я не могу представить себе, что увязну здесь и превращусь в провинциальную кумушку.
— Если бы у нас были дети…
— Я не семейный человек. Я не хочу нести ответственность. От того места, где я живу сейчас, до ООН десять минут, кроме того, там есть река, что очень важно для меня.
— В конце этой улицы пролив.
— Вы говорите словно рекламный агент.
— Я уже устал от крысиных бегов. Половину времени я в разъездах, если же нет, я стараюсь избегать своей квартиры.
— Расторгните арендный договор. Вы же адвокат.
— Дело не в том, чтобы расторгнуть арендный договор. Кстати, я его не заключал. Я просто хочу узнать, нужна ли мне другая жизнь.
— На вашем месте я бы оставалась одна и ни с кем не связывалась или же женилась бы на какой-нибудь девятнадцатилетней девчонке, чье понятие о счастье заключается в шести беременностях и вязаных ползунках для малышей. На ком-нибудь глупом и зависимом, кто будет считать вас гораздо умнее себя и станет терпеливо сносить время от времени проведенный вами вне дома вечер, так что вы смогли бы гулять с подружкой, припасенной еще со старых времен. Это — мужская нирвана, Алекс.
— Это действительно так ужасно?
— Нет, это вовсе не ужасно, если вам действительно хочется этого. Самое трудное — это раз решиться и больше не упрекать себя. Так много знакомых мне мужчин, не имевших в жизни никаких забот, достигали тридцати пяти или сорока и внезапно обнаруживали, что ненавидят своих жен, презирают детей и желают уйти от всего этого. Это — головная боль женатых мужчин. У них нет проблем, и они начинают искать их. После вашего рассказа о жене у меня сложилось впечатление, что вы отслужили во Вьетнаме, а теперь хотите снова вернуться туда. Есть умники, которые ходят и думают только об этом, но зачем же присоединяться к ним? Если не можете оставаться дома, найдите себе полезное увлечение, например кегли, или ставьте перед собой задачи. Спите лишь с одной из каждых трех снятых женщин. Вы станете словно футболист, имеющий неплохую среднюю результативность. Будет игра, будет удовольствие. — Увидев серьезное, обеспокоенное выражение на его лице, она рассмеялась.
— Я не могу поверить, что вы говорите искренне. А что вам нужно?
— Я не отвечаю на вопросы о личном по воскресеньям, днем, в Рэе, Нью-Йорке, в одном квартале от пролива.
— Вы издеваетесь надо мной?
— Ага, разве это не ясно?