Комплекс превосходства

– Они уже не боятся печатать правду, – поделился Ги с Челестой. – Два года назад, если верить газетам того времени, Лутеция была настоящей страной фей, не знающей горя. Теперь же у нас ад на земле. Не потому, что все резко стало хуже, чем было, а потому что за разоблачающие статьи журналистам ничего не будет. А вот де Валансьен не забудет тех издателей, кто помог ему печатным словом.

– Слишком складно выходит.

– Логично же. А может, де Валансьен пустил часть вырученных от продажи собственности средств на пропаганду.

– В это куда проще верится, – сказала Челеста.

Скорее всего, она была права, но суть от этого не менялась. Половина газет превратилась в рупор, в который де Валансьен выкрикивал свои лозунги о равенстве.

– Я смогу выйти отсюда до Гран-Агора?

– Если не будешь терзать себя зарядкой. Рози мне все рассказала.

– Должен же я как-то двигаться.

– Ходи, – пресекла попытки протестовать Челеста.

– И вообще, мне мяса не хватает.

– У меня нет денег на твоего личного повара. Дела у меня испортились.

– А у дядюшки?

Челеста промолчала, и Ги предпочел не развивать тему взаимоотношений с дядюшкой.

Рози выпустила его из комнаты, лишь когда Челеста дала добро на возвращение в большой мир. Помимо палаты-камеры в госпитале были лишь кухня, каморка Рози, да две запертые на замок двери.

– Понимаю, что остановиться тебе негде, – сказала на прощание Челеста. – Так что возвращайся, когда захочешь.

– Постараюсь без ран и ушибов.

– Этим окажешь мне услугу. – Она усмехнулась. – Успехов, что бы ты ни задумал.

Челеста не лукавила, говоря о финансовых трудностях. Район, в котором находился ее необычный госпиталь, располагался на самой окраине внешних районов, куда с ростом города оттеснились фабрики и бараки, населенные рабочими. Здесь встречались и чадящие дымовые трубы, и проложенные поперек улиц рельсы, соединявшие заводы, и дома-коммуны, населенные сразу несколькими десятками семей. Если район Фиолетовой Реки в Железном Городе был символом упадка, но еще сохранял черты величественного промышленного центра, коим некогда являлся, то заводская кайма Лутеции изначально застраивалась небрежно, без расчета на процветание жителей и с единственным желанием хозяев отодвинуть работяг подальше от Элизийского холма.

Среди ветшавших жилых зданий фабрики, мануфактуры и заводы выглядели настоящими крепостями. Уж на них-то потратились изрядно. Промышленники выделывались друг перед другом, выбирая для своих предприятий самые безумные архитектурные стили. Решетчатые ограды цвели чугунными растениями, фасады украшались барельефами и скульптурами, иные фабрики окружали настоящие парки, задыхавшиеся, впрочем, в сером дыме. Жить в этом королевстве абсурдного контраста по доброй воле не отважился бы ни один разумный человек, но выбора трудягам не дали. Комната или койка в коммуне – вот все, что они могли позволить себе на мизерное жалование.

Был разгар рабочего дня, так что улицы пустовали. Мужчины тянули лямку на сборочных конвейерах, женщины не разгибали спин на мануфактурах. Кое-где копошились в грязи оставленные без присмотра дети, еще не достигшие десяти лет и потому не интересовавшие охочих до дешевой рабочей силы магнатов. Изредка мимо громыхали по разбитой мостовой телеги. В остальном было тихо. Промышленные цитадели затаились до вечера, чтобы в назначенный час выблевать из ворот массу уставших отупевших людей, способных лишь доползти до постели или – в худшем случае – до кабаков, в которых циничные торговцы забытьем предлагали дешевую выпивку или опиумную смесь.

Трамваи по заводским кварталам не ходили. Чтобы осуществить свою первую задумку – добраться до собственной съемной квартиры, проникнуть в нее и вытащить из тайников сбережения – Ги пришлось идти так долго, что в раненом боку закололо, а ступни с непривычки налились свинцом. Отыскав, наконец, остановку, он забрался в пустой вагон, выскреб из кармана одолженные у Челесты монетки и расплатился с контролером. Трамвай медленно поехал по уже более пристойно выглядевшим улицам. На поворотах Ги мог различить в дымчатой дали башни Верхнего Города.

Добравшись до рельс-развязки, он пересел на другой, знакомый, маршрут и преодолел остаток пути. В самом же доме его встретило первое препятствие.

– Вы к кому? – строго спросила новая консьержка, сурового вида тетка с тугим пучком на голове и очками с толстыми линзами на носу.

– Я к Жюли. – Ги назвал самое распространенное имя, надеясь, что на двадцать четыре квартиры найдется хотя бы одна Жюли.

– Нечего к ней ходить так часто! – заворчала консьержка.

– Любовь. Сердце томится сладостным ожиданием, понимаете?

Стражница общественного покоя понимала. На морщинистом лице расцвела улыбка.

– Ну проходите, Отец с вами. Романтик в наши дни...

Ги поднялся на свой этаж, нащупал во внутреннем кармане ключ и щелкнул замком. Поменять его никто не удосужился, хотя хозяин явно побывал в квартире. В коридоре и комнате было прибрано, расцарапанный серпом косяк покрыт лаком. Затворив за собой входную дверь, Ги принялся выяснять судьбу своих пожиток.