Комплекс превосходства

– Знаешь, в чем разница между той страной, откуда я явился, и Ай-Лаком? – спросил де Валансьен, расположившись напротив Каали Сенга в приватной комнате опиумного дома.

От трубки ревизор отказался, заказав чаю и рисового печенья. Мокрый пиджак он бросил на пол, и одержимый питал сильные сомнения, что он заберет его после беседы.

– Я не бывал на западе.

– Это поправимо. Но потом. Сначала ты должен кое-что уяснить, Каали Сенг, мой верный соратник и друг. Ты занимаешься опасными вещами, но они не представляют и десятой доли той угрозы, с которой я сталкиваюсь повсеместно и ежесекундно. По моим расчетам, враги готовятся нанести удар лично мне, обезглавить нашу Партию и остановить прогресс.

Де Валансьен прервался на глоток зеленого чая.

– Мы не допустим этого. Наш выпад будет первым и решительным. Возвращаясь к теме различий между государствами, поведаю тебе, что в Лутеции я, скорее всего, был бы уже давным-давно мертв. Но это там. Там, где в противниках ходят не дряхлеющие ставленники и списанные за ненадобностью генералы-алкоголики, а люди, у которых неплохо варит котелок. – Это просторечное выражение придало словам эльветийца большую значимость. – Для них мы пока что слабы. Но мы и не станем сильными, если...

– Если потерпим неудачу здесь, не отвоюем этот плацдарм.

И откуда взялось это слово?

– В точку! – Де Валансьен в восторге хлопнул ладонями по дивану, на котором сидел. – Именно так! Либо Ай-Лак будет нашим, либо Партия Равенства и Свободы вообще не достойна надежд, которые на нее возлагают.

Принесли печенье, и эльветиец, хрустя, опустошил половину тарелки, прежде чем продолжить обсуждение планов. Каали Сенга поразило, с какой охотой ревизор отвлекается на маленькие радости жизни, при этом фактически предопределяя судьбу целого народа.

– Возьми тоже, – насытившийся де Валансьен придвинул угощение одержимому. – Вкусное.

– Спасибо, я не люблю сладкого.

– Ах да. Махаристан, специи, острое карри, которое и ведром воды не запьешь.

– Карри нельзя запивать, его заедают рисом, – объяснил Каали Сенг. – Комки слипшегося риса забирают остроту.

– Да? Интересно.

– Мудрость тысячелетий. – Одержимый позволил себе краткий смешок.

– Обязательно попробую, – пообещал де Валансьен. – И, клянусь сердцем матери, устрою целый прием, где будут подавать только махаристанское карри в твою честь, если ты не напортачишь с тем, что я велю сделать.

– По-моему, я близок к догадке.

– Правда?

– Если мне не изменяет память, последние полвека пост уходящего в отставку генерал-губернатора традиционно занимает старший ревизор.

Де Валансьен кивнул.

– А что происходит в случае трагедии со старым генерал-губернатором?

– Не слышал о таком. Но разве велика разница между смертью и отставкой?

– Ты мне нравишься все же, друг мой, – рассмеялся ревизор.

– Спасибо.

– Не благодари, – сказал де Валансьен. – Действуй.

11. Чужие письма

Рейнольд еще не занял свой пост за стойкой рецепции-бара, а девушка не задавала лишних вопросов, так что Ги поднялся в свою комнату без задержек. На обратном пути из Железного Города он испытывал неприятное ощущение, словно сундучок песчаных гиен обжигал кожу. В каждом встречном Ги видел чудовище, прервавшее жизнь бедняг-кеметцев и готового к новому злодеянию.

В номере он быстро сбросил верхнюю одежду, обмыл в тазу руки, откопал в саквояже пару перчаток и натянул их. Хорошего мага-оперативника такая уловка не обманула бы, но Ги успокаивал себя видимостью защищенности.

Первым делом он занялся поиском письма, тревожившего ум Рейнольда. Оно лежало третьим в толстой стопке. Министр со смешной фамилией Фарс и его любовница многословно и витиевато благодарили блиц-отель за потрясающе организованную ночь. Судя по всему, в конверте, помимо послания, было еще и определенное количество денег, обеспечившее молчание Рейнольда. Ги отложил письмо и принялся за остальные.

Гиены работали продуктивно, но крайне неразборчиво. Наряду с документами, действительно способными принести выручку, в их подборке находились частные письма никому не интересных персон: врачей, адвокатов низшего пошиба, коррумпированных младших оперативников полиции. Все эти люди испытывали такую же нужду, как и сами кеметцы, и вряд ли смогли бы предложить за порочащие письма значительные суммы. Их пришлось отсортировать в отдельную стопку.

На руках у Ги осталось пять комплектов бумаг в отдельных конвертах. К ним шантажисты отнеслись с особым вниманием. Каждые документы были подписаны иероглифами родного языка кеметцев. Знаки гласили: "Принц Луи-Альбер", "Принц Франк", "Мануфактура Бофора", "ПСР" и "Амарикус". Первые три Ги отложил на потом. "ПСР" не могло означать ничего иного, кроме "Партия Справедливости и Равенства", а имя Амарикуса он слышал от бывшего шефа. Открыв конверт партии, Ги вытащил из него несколько напечатанных на гербовой бумаге деловых сертификатов. Такие ему часто приходилось видеть в папках Мирти и других сотрудников "Шедерне и партнеров". Обычно сертификаты заключались в случае купли каких-то крупных мануфактур, а также при фрахте кораблей или дирижаблей.