Родителям принадлежала небольшая по общим меркам плантаций делянка. Наша семья выращивала только сахар. Трудилось на нас около пяти десятков кеметских негров. Отец постарался подобрать слуг из одного и того же племени, но получилось у него лишь отчасти. Двадцать кеметцев действительно быстро нашли общий язык, еще двадцать пять или около того без проблем влились в общую послушную группу благодаря знанию языка. Пятеро новичков с одного из аукционов стали настоящей головной болью. Чернокожие гиганты с заточенными по людоедским обычаям зубами отказывались работать, задирали других и постоянно порывались сбежать. Ни к какой пище, кроме мяса, они не притрагивались. Стоит ли говорить, что именно к этим странным, пугающим людям и потянуло тринадцатилетнего мальчишку...
Большинство слуг прекрасно знало меня. Бегая на плантации, я порой таскал для негров печенье и конфеты из материнского серванта. Я вообще был добрым ребенком и жалел трудяг, гнувших спину даже не ради собственного блага, а для обогащения родителей. Родителей я обожал, но самым частым вопросом, обращенным к ним, было: "А почему вы заставляете черных выходить в поле?" Они отвечали, что таков заведенный порядок, что негры не против и тому подобное. Лет до десяти я охотно в это верил, ибо слуги всегда улыбались, видя меня в полях, и ничем не выдавали своих горестей, а принимая угощение, шутливо кланялись и трепали меня по волосам грязными мозолистыми ладонями.
Взрослея, я осознавал, что жизнь негров значительно горше, чем возделываемый ими тростник. Первую смерть в поле я увидел за год до знакомства с каннибалами. Старый работник просто упал на колени в оросительный канал и начал медленно клониться вперед, но высокие стебли не дали ему свалиться. Так он и встретил конец – на коленях перед растением, пожравшим его силы. Пока отец уводил меня прочь, я наблюдал, как другие негры поднимают товарища, чтобы унести его туда, откуда никто не возвращался – в большую глиняную ступу на самом краю плантации.
С той поры я стал проводить с неграми гораздо больше времени. Я выучил их язык, чтобы понимать, чем они делятся друг с другом за работой и в часы отдыха. Запасы материнских печений не успевали пополняться, хотя никто меня за это не ругал. К исходу двенадцатого года жизни я уже довольно бойко лопотал на самом распространенном наречии кемети. У меня даже появились приятели среди слуг. Парни восемнадцати-двадцати лет охотно играли со мной, негры постарше не прогоняли меня, когда я подходил послушать их разговоры, и никто никогда не причинял мне зла. Кеметцы чувствовали, что из меня вырастет чуткий и внимательный хозяин, мечта каждого чернокожего в Лангмаланже.
А потом появились они.
"Каннибалы" – так назвал их отец. Значения этого слова тринадцатилетний я не знал. Родитель купил их, чтобы поручить самую тяжелую работу – проведение каналов. Он только что выкупил клочок земли у соседа и намеревался засадить его новым сортом тростника, более сладкого, но прихотливого и влаголюбивого.
Осуществить задуманное он смог нескоро и без помощи каннибалов. Заставить их работать не могли даже удары палки (я видел, как отец лупил негров по плечам, и это зрелище побудило меня несколько дней избегать его). Великаны с заостренными зубами стояли столбами и не двигались с мест, терпеливо снося наказание, но не сдавая позиций.
– Я поговорю с ними, – предложил я отцу на третий день.
– Не смей подходить к каннибалам, – был ответ.
Я не послушался. Удержать подростка – дело не менее сложное, чем склонить гордых людоедов к труду. Прокравшись к помещению, в котором содержались новые слуги, я постучал по стене рядом с решетчатой дверью. Из темноты ко мне сделал шаг самый высокий и мощный из кеметцев. Он не носил одежды, и его тело блестело от пота и казалось ненастоящим, сшитым из буйволиной кожи и натертой до блеска маслом.
– Благосклонности духов, – поздоровался я, но традиционное приветствие не сработало.
Гигант присел на корточки, обхватил прут решетки и выдохнул мне в лицо несколько отрывистых звуков. Речь – если это была она – показалась мне нелепой и угрожающей одновременно. Я попытался снова.
– Не. Знать. Ты, – раздался голос из-за спины гиганта.
Второй каннибал приложил руку к груди.
– Враг, – сказал он. – Съесть.
И добавил несколько звуков странного языка каннибалов. Судя по всему, он отпустил шутку. Великан, сидевший передо мной, ощерился. Толстый язык ощупал острия треугольных зубов. А я не нашел ничего умнее, чем прошептать:
– Кого съесть? Меня?
Людоед разразился сиплым хохотом, а я бросился наутек. Следующую неделю я с колоссальным удовольствием исполнял наказ отца не подходить к каннибалам.
На родителей работали и белые. В полях за неграми присматривали четверо наемных ружей из Вольных Земель. Это были прожженные пройдохи, любившие лишь деньги и пользовавшиеся любым шансом применить силу к слабым. Слуги ненавидели их. Как-то раз одна девушка, занимавшаяся обработкой собранного тростника, взяла с меня обещание уволить надсмотрщиков, когда я войду во владение плантацией.