Комплекс Росомахи

внимательно осматривать всякую фигуру, особенно если она, в смысле – фигура,

наплевав на правила распорядка, решит выскочить на перекур в рабочем халате

или спецовке.

В этом случае предполагалось тихо, не привлекая внимания остального

персонала, проводить нарушителя под локоток в подсобку, отведенную сегодня

для личного досмотра. В подсобке вежливо предложить снять

несанкционированную вещь и передать с целью осмотра ему, Петрасу

Ольгертовичу. Если итог процедуры будет нулевым, то сделать выговор,

предупредить о неразглашении и отпустить.

Берзин ненавязчиво челночил между бытовкой и постом охраны, предлагая

охраннику Сереже то ознакомиться с новой инструкцией, то расписаться в ней. То

заимствуя зажигалку. То реквизируя «Тещин язык».

По проходу между рядами сборочных столов спокойно передвигался

Анатолий Шведов, скользя рассеянным взглядом по макушкам сосредоточенных

сборщиц и всматриваясь в деловитую толкотню наладчиков возле вакуумной

камеры на периферии.

Из своего закутка выдвинулся начальник отдела комплектации и так же

неторопливо направился в сторону поста. В руке он держал легкий пластиковый

пакет, на плечах имел свою обычную серенькую курточку-неснимайку. Так ее

прозвали языкастые девки-сборщицы, которые недолюбливали всех, кто не с

ними. Ничего плохого Водорезов им с роду не сделал, а вот поди ж ты,

насмехались.

Дисциплинированный Аркадий Яковлевич подошел к столу охраны,

поставил на него свой пакет. Произнес степенно:

– Это вот баночка с травяным сбором, мне его Лушин покойный принес.

Жена приболела, знаете ли, с желудком у нее что-то. Так я сейчас домой метнусь

ненадолго, травку эту ей доставлю, а к концу обеда уже на месте буду. Ну, об этом

Анатолий Валентинович в курсе.

Он вытащил из пакета жестяную яркую баночку граммов на двести чая, а

пакет вывернул наружу, демонстрируя полную его пустоту. Аккуратно открыл

круглую крышечку, предложил Сереже заглянуть внутрь. Охранник Сережа

благосклонно кивнул. После чего Водорезов хлопнул себя по лбу и произнес с

явственной досадой:

– Куртку свою забыл оставить в кабинете! Хотя ладно, я ее в раздевалке

брошу, все равно в пиджак буду переодеваться. Но ее ведь надо осмотреть,

правильно, Сергей?

С этими словами Аркадий Яковлевич курточку снял и передал для осмотра

охраннику. Тот со снисходительной улыбкой похлопал ладонью по вытянутому

тряпичному тючку и вернул обратно Аркадию Яковлевичу.

Однако Водорезов замешкался и не успел перехватить свою вещь. Поэтому

его куртка упала на пол, а из нее с легким шорохом и стуком высыпался какой-то

глупый мусор, который часто оседает по карманам. У Водорезова осела

скомканная обертка от сигарет «Мальборо», несколько канцелярских скрепок и

узкий огрызок черной пластмассы.

Наладчик Леня, вышедший с напарником Антохой с целью перекурить,

кивнул Сергею и собирался уже Аркадия Яковлевича мирно обойти по дуге,

продвигаясь дальше на выход, как увидел эту пластмассовую хрень. Он подхватил

ее с пола и принялся ожесточенно изучать. Затем уставился на Водорезова

бешеным взглядом и злобно прошипел:

– Значит, это ты моей отвертке ноги приделал? Я ее с прошлой недели

обыскался, на Лушина покойного подумал, а это ты ее спер?

Водорезов попытался вразумить буяна. Всем в корпорации был известен

неуправляемый нрав бригадира наладчиков. Был он неадекватно суров и до

неприличия жаден. Поэтому Водорезов сказал ему примирительно:

– Ну что вы, Леонид, мне не нужна ваша отвертка, не брал я ее. Разве то,

что у вас в руках, похоже на отвертку?

– Не делай из меня дебила! – еще пуще взбеленился бригадир. – Ты эти

буквы видишь? Читать умеешь? Что тут написано, можешь прочитать?

И он сунул под нос Водорезову пластмассовый обломок, а когда Аркадий

Яковлевич попытался сей мусор взять, чтобы рассмотреть, приблизив к глазам,

наладчик лапу отдернул и подсунул подоспевшему на шум Шведову.

– Глянь, Толь, ты глянь только! Это же от моей любимой отверточки кусок.

Помнишь, на прошлой неделе я ее обыскался? Она ж у меня именная была, я ее

надписал гравером, на рукоятке, на, позырь!

На куске пластмассы, действительно похожем на фрагмент рукоятки, можно

было прочесть «…еня Куче…», что в переводе означало «Леня Кучеренко».

– Толь, ведь я почему тогда на бедолагу Лушина подумал? Потому что его с

моей отверткой в руке и нашли, уже мертвого. Причем уделать он ее успел

конкретно. Молотком, что ли, по ней фигачил? Когда у него из пальцев отвертку

вытащили, я посмотрел, не побрезговал. Рукоятка так разбита была, что даже

металл обнажился. Такой отверткой не то что в электропроводке, а и в носу

ковырять стремно. Я решил на Лушина не обижаться, нехорошо на покойников

обижаться. Тем более, что сам себя дед и наказал.

Тут Леня повернулся от озадаченного Шведова к растерянному Водорезову и

свирепо вопросил:

– Только вот теперь мне непонятно, Водорезов, как этот самый обломок

попал в твой, блин, карман? Выходит, вовсе не Лушин, а ты спер у меня с верстака

мой инструмент? А я без нее, как без рук уже какой день! Барахло это китайское

даже в руке не лежит, а эта еще наша, советская была, где я теперь такую себе