Компот из сладкой лжи

— Пожалуйста, давайте не будем говорить о моих чувствах, ладно, Денис? Вы, конечно, можете думать все что угодно, но я действительно ничего не знаю о том, где сейчас Ржевский. И сейчас мне… я просто очень… — в ее глазах сверкнули слезы, но она тут же взяла себя в руки. — Я в порядке.

— Вы меня на завтрак пригласили, — спешно сменил тему Кораблев и огляделся. Заметив вывеску ресторана на другой стороне улицы, предложил: — По кофейку, а, Надежда Николаевна? Нам очень нужен хороший кофе, да? Тем более, кофе — не водка, много не выпьешь…

— Да, — пробормотала Надя, теребя ремешок сумки. — Но вам пора на работу, Денис. А мне нужно в Кукушкино. Я хочу своими глазами увидеть место преступления!

— Ну вы, конечно, придумали! — всплеснул руками капитан. — Если ехать, то только вечером. Там сейчас наши сотрудники работают, и ваше появление может только усугубить ситуацию, понимаете?

— Да-да, вы абсолютно правы, — пробормотала Чарушина. Раздумывая, она прикусила костяшку указательного пальца, а затем развернулась и зашагала к пешеходному переходу.

— Ну, ёлки-моталки! Надежда Николаевна, так мы за кофе, или как? — крикнул ей вдогонку Кораблев и, не дождавшись ответа, потрусил следом за ней.

В ресторане «Бемоль» Надя была всего лишь раз на именинном фуршете своей подруги и бывшей однокурсницы. Именно там она впервые увидела Ржевского. Так сказать, сама судьба столкнула их лбами, чтобы позволить Наденьке влюбиться в статного красавца без оглядки. А ведь поначалу она даже не хотела туда идти.

Место это было дорогое, пафосное, с удобной парковкой, и занимало неприлично большую площадь. Офис «Рур, Чарушин и партнеры» тоже находился в центре, но ютился на втором этаже старого особнячка, в темном переулке, пропахшем кошками. Там даже снег лежал до начала мая. И когда вокруг уже вовсю желтела мать-и-мачеха, дворник Баир, напевая витиеватый восточный мотив, колотил металлическим прутом по слежавшемуся серому ледяному наросту. Все знали, что помещение являлось родовым гнездом Рура, которое он перевел в нежилое, оборудовав там офис, а сам жил в обычной квартире за пару кварталов. Он никогда не был женат, детей не имел, полностью сосредоточившись на своей работе. Партнеры по очереди дежурили в конторе, и только Рур и покойный отец Нади изо дня в день приходили на службу, чтобы контролировать процесс и держать дело на плаву.

«Бемоль» встретил их прохладной тишиной и приятной девушкой-хостес на входе. При виде ее Кораблев вежливо расшаркался, но под мрачным взглядом Нади тут же сделал серьезное лицо. Они вошли в небольшой зал с кипенно-белыми скатертями и темно-зелеными бархатными портьерами. Банкетный зал, в котором, так сказать, свершилась судьба Наденьки, сейчас был закрыт.

— Нам, пожалуйста, кофе и… — капитан выжидательно посмотрел на Чарушину.

Наденька подумала, вздохнула и отказалась — ни одно из пирожных не могло подсластить ту горечь, которая сейчас отравляла ей душу и кровь.

Заняв место у окна, она огляделась и заметила трех мужчин, сидевших в противоположном углу. От остальных посетителей их должна была отделять резная ширма, но сейчас она была сдвинута, и Наденька скривилась, узнав в одном из посетителей адвоката Половикова, которого, мягко говоря, недолюбливала.

Кораблев перехватил ее взгляд и чуть склонился над столом:

— Офигеть! Ну и ну! Вы узнали его?

— Еще бы, — фыркнула Надя. — Роман Половиков собственной персоной. Тот еще тип. Самый настоящий черный живоглот, — она пошевелила пальцами, изображая холодного и скользкого морского гада.

— Черный живоглот? — оторопел Денис, а когда отмер, незаметно показал пальцем на второго: — Нет-нет, того, который в очках.

Надя скосила глаза. Напротив Половикова сидел высокий темноволосый мужчина в дорогом, явно шитом на заказ костюме. Он сдвинул очки в деревянной оправе к середине переносицы и сложил руки, скрестив их между собой. Около сорока, интеллигентного вида, с прямой спиной и отдающим синевой в районе подбородка бледным лицом. Рядом с ним сидел совершенно другой типаж — с очень широкими плечами и крепкой шеей. Таких в простонародье называли "шкафами", и Чарушину подобные типы несколько смущали. Не то чтобы Надя не любила спортсменов, просто ее глаз радовали рельефные тела без явных признаков геракломании. Ржевский, например, умело сохранял эту грань. Он тщательно следил за весом и питанием и давно отказался от сахара. А вот Наденька любила сладкое и не могла себе отказать в этом удовольствии. И Павел частенько баловал ее шоколадом и марципанами, приговаривая при этом: "Понимаешь, любовь моя, сахар можно добывать совсем другим способом. Когда я тебя целую, поверь, никакой рафинад не сравнится с этой сладостью…"

… — Надя, вы меня слышите?

— А?! — Наденька помотала головой. — Нет, я никого из них не знаю, — кашлянув, она прикрыла лицо рукой, чтобы случайно не привлечь внимание Половикова.