Компромат на Ватикан

– Несмотря ни на что. Когда Федор и Антонелла расстались – уже в России, я тебе потом расскажу, как и почему это произошло, – за ним шла настоящая охота. Прощаясь с Антонеллой, он надеялся обезопасить ее. Мне неведомо, удалось ли, но Федор сделал все, что мог. Теперь ему надо было думать прежде всего о спасении собственной жизни. А он предпочитал спасать картину… Решил спрятать ее до лучших времен. Помогал ему Филя – крепостной его отца, молочный брат Федора. Потом их пути разошлись – я не знаю почему, возможно, Филя умер. А Федор долгое время скитался по свету, спасаясь от преследований. В его биографии много невосстановимых провалов – ну разве заглянешь за этот тяжелый, пыльный вековой занавес? К сожалению, это невозможно. Наконец он поселился в Нижнем Новгороде, женился там. Там и был убит – его настигли-таки! А след картины затерялся. Сыновей Федора, воспитанных его женой, судьба картины мало интересовала. Да и внуков тоже. Но его правнук, человек очень образованный, случайно прочел дневник – и просто-таки заболел идеей найти картину. Он не верил, что полотно пропало бесследно. Наводил справки, ездил, искал… Он первый обратил внимание на странную закономерность: все потомки Федора погибали при странных обстоятельствах. Думаю, та же судьба настигала и детей Антонеллы, если они были, но, к несчастью, я ничего, совершенно ничего не знаю ни о судьбе ее, ни о потомстве. Так вот о картине. Обнаружилась она там, где ее никто не искал: в подвале собственного ромадинского дома! При том самом пожаре, после которого дневник Федора практически сгорел. А картина сохранилась. Она была обернута холстами, настолько тщательно пропитанными маслом и смолой, что вокруг нее с течением времени образовался некий прочнейший футляр, сохранивший ее от сырости и влияния времени. Обрадованный Федор Федорович Ромадин – он как раз был сыном старшего сына, также носителя родового имени – решил выставить картину на всеобщее обозрение. Для провинциального Нижнего середины XIX века это стало немалым событием. Однако на другой день после открытия выставки Федор Федорович был убит на улице, когда возвращался домой, на его старшего сына тоже покушались, однако тот чудом остался жив. Он знал о разысканиях своего отца, знал, что тот уже начал подозревать в многочисленных случайных смертях родственников чью-то направленную злую волю. Но поверить в это – значило поверить и в то, что мстители, которые охотились некогда за Антонеллой и Федором, не успокоились. А ведь сменилось уже несколько поколений, Джироламо Маскерони наверняка давно умер!

– Джироламо Маскерони?

– Ты узнаешь о нем все из того же дневника. Но если он умер, размышлял мой предок, значит, оставил свою безумную месть в наследство другим людям – то ли потомкам своим, то ли некоему братству, – и они не могут простить первому Федору Ромадину издевательства над верой своих отцов.

– Издевательства?!

– Они это воспринимали именно так. Федор был настолько поражен трагической гибелью Серджио и теми обстоятельствами, которые к ней привели, что создал полотно, во многих отношениях действительно страшное и даже кощунственное. Тот Федор Федорович, о котором я говорил чуть раньше, ну, тот, кто нашел картину и устроил первую ее выставку, показал ее одному своему другу, молодому священнику отцу Георгию. Православному. То есть как бы закоренелому врагу католической веры! Однако тот вынес картине очень суровый приговор. Это поразило Федора Федоровича, и он даже записал слова отца Георгия на последней странице копии нашей семейной реликвии – дневника. Это было своего рода предостережение. Однако Федор Федорович не внял ему и поплатился за это… Итак, он был убит, сын его тяжело ранен, а дом, где вывесили картину, подожжен. Она была там выставлена не одна, погибло много полотен – в основном это были работы крепостных художников конца XVIII века, таких же, как первый Федор Ромадин, Федор Ильич.