Компромат

Фейерверки радости и любви уже начали стихать, когда появился Макс.

Все началось сначала. Опять ахи-охи, тисканья и смех, слезы и поцелуи.

Все были рады. Случай коснулся семьи Дежкиных смертельным крылом и, слава Богу, отлетел прочь.

Конечно, Федору Ивановичу очень хотелось, чтобы все извлекли урок из случившегося. Ему хотелось сказать жене, дочери и сыну: «Теперь вы поняли, что больше никогда…»

А вот что «никогда» — так и не приходило Федору Ивановичу в голову. Если по логической цепочке вернуться к самому началу, то получалось, что больше никогда не надо носить плащи с карманами.

Игорь наблюдал за всей этой семейной катавасией, и блаженная улыбка не сходила с его уст. Пару раз он и сам чувствовал, что может расплакаться, но брал себя в руки.

Он смотрел на Клавдию Васильевну и думал о том, что любит эту женщину «безмолвно, безнадежно», что сам себя уважает за эту любовь. Но и Федора Ивановича он сейчас любил. По-мужски, по-дружески. Этот угрюмый и простоватый человек оказался нежным и ранимым, как ребенок. Наверное, он был настоящим отцом, настоящим мужем.

И совершенно другими глазами Игорь смотрел сейчас на Ленку. За угловатым, неловким обликом девчонки-подростка вполне явственно проступали очень знакомые Игорю черты. Да, это Клавдия Васильевна Дежкина в самые лучшие свои, самые юные годы.

Игорь даже немного устыдился того чувства, что вдруг вспыхнуло в нем к Ленке.

«Да нет, ерунда, — думал он, — она же маленькая. И вообще это даже не знаю как назвать. Не хватало еще! Сойти с ума!»

Но глаза его то и дело останавливались на красивом лице девчонки. И так он глядел, что Ленка — ох, женщины! — почувствовала этот внимательный взгляд. И стала тоже поглядывать на него.

Словом, Игорь что-то вдруг занервничал. Правда, на это никто, кроме Ленки, внимания не обратил.

— Я пойду, — сказал он, вдруг засуетившись. — Мне тут еще надо…

— Погоди! — загремел Федор Иванович. — А отметить это дело? Мы сейчас, знаешь, какой пир закатим, правда, мать?

— Конечно, Игорек, ты что! Куда же ты? Не-ет, мы тебя не отпустим! Сегодня Клавдия Васильевна Дежкина, госпожа следователь, будет праздновать второе рождение своей дочери! А это грандиозное событие я могу совершить только в кругу самых близких людей!

Игорь какое-то время отнекивался, но разве под натиском Дежкиных устоишь?

Через час был готов грандиозный обед. В центр стола поставили запотевшую бутыль «Смирновской», не забыли и шампанское для младшего поколения.

— Сегодня можно! — сказала дочери Клавдия. — Ты уже у меня большая.

— Да, в тринадцать лет я уже… — начал Дежкин, но Клавдия его оборвала.

— Каких тринадцать? Это ты про Ленку говоришь?

— А сколько? — спросил Федор Иванович.

Клавдия посмотрела на него с укором.

— Да четырнадцать уже? Отец! Не стыдно?

— Погоди-погоди, в каком?..

— Да, в каком? — передразнила его Клавдия. — Забыл, в каком году дочь родилась?

— В восемьдесят втором.

— А сейчас?

— Ага… Ой, доченька моя, а я тебя все за малышку держу, — умилился Федор Иванович.

Спор о возрасте весьма заинтересовал Игоря Порогина. Потому что, согласитесь, тринадцать и четырнадцать — совсем не одно и то же.

— За вашу красавицу Лену! — радостно вскочил Игорь.

Тост его был принят без возражений.

Еще через час, когда по пятому или десятому разу были помянуты все подробности последних событий, Клавдия сказала Игорю:

— В понедельник заведешь уголовное дело. Я не могу, как ты понимаешь, а тебе и карты в руки. Макс вот выследил Алпатова… Я этого не оставлю.

— А он откажется. Вы же их знаете, — сказал Игорь.

— Не откажется. Доказательства есть.

— Какие?

— Я его изотопом облила. Такой слабый радиоактивный растворчик. Счетчик Гейгера мы у Макса возьмем. Этот счетчик сразу запищит.

— Это когда он здесь сидел? — ахнул Игорь. — Когда ж вы успели?

— Долго ли умеючи.

— Так вы догадывались, что это Алпатов?

— Ну не зря же он тут объявился. Впрочем, полной уверенности не было.

— Я считал, вы ни о чем уже и думать не можете…

— Я и сама так думала. А вот видишь… Нет, я так этого не оставлю. Так что в понедельник будь готов.

Федор Иванович мигом встрепенулся.

— Что? Что ты сказала?

— Это ты мне? — не поняла Клавдия.

— Ты что, хочешь снова затеять все сначала? — набросился на нее муж. — Ты что? Ты в своем уме?

Клавдии вдруг стало стыдно. Дочь была жива. Чудом, надо признаться. Жестокая и всесильная организация — кто бы там в ней ни был — по какой-то неимоверной случайности оставила ее семью в целости. И она теперь хочет начать с этими людьми борьбу? Действительно, что это она? Мало ей? В самом деле, может, хватит?

Максим смотрел на мать исподлобья. Ленка тоже уставилась. Федор, Игорь — все ждали от нее ответа. Только вот какого?

— Прости меня, Федя, — сказала она. — Но ты, наверное, забыл — я следователь.

ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ

Воскресенье. 15.29–16.45

Федор дулся на жену уже больше суток. Вчерашний веселый праздник перерос в довольно бурный скандал, со стучанием кулаками по столу и по собственной груди. Федор Дежкин явно перебрал, но отступать не решался. Надо быть мужественным человеком, чтобы уступить жене.