Кому принадлежит будущее?

Действительно, даже если облачные алгоритмы когда-либо будут окончательно отлажены и перестанут нуждаться в мелких доработках, это следует воспринимать как сигнал тревоги. В таком случае возникший застой будет означать, что люди смирились с тем, что ими управляют старые программы. Эти программы будут принимать решения за нас, а мы даже не попытаемся изменить свою участь, иными словами, перестанем жить полноценной жизнью.

Живые языки нуждаются в постоянном поступлении примеров речи от живых людей, как и сервисы машинного перевода, чтобы оставаться актуальными. Если облако изучило все и ему больше не нужно обучаться переводу с английского на китайский, это значит, что языки перестали развиваться.

Ведущая роль в управлении облачными сервисами должна принадлежать людям. Нельзя позволять сети постоянно определять облик речи и овладевать ею. Гуманистическая экономика избавит общество от рисков злоупотреблений, которые могут привести к искусственной стагнации языка и тому подобным ловушкам.

Если сервисы машинного перевода достигнут такого совершенства, что для пополнения словарного запаса новыми оборотами им будет достаточно лишь одной сотой того объема данных, который они собирали на заре своего существования, неудивительно, что свежие поступления, обязательные для обновления баз данных в нужном объеме, будут оплачиваться в сотни раз лучше, чем сейчас.

Я уже предвкушаю знакомые возражения: к примеру, если внести вклад в отлаженный облачный сервис под силу лишь очень немногим, не разрушится ли кривая распределения доходов, допускающая существование среднего класса? Меня не удивляет, когда подобные опасения высказывает неомарксист, который, так или иначе, настороженно относится к капитализму, но я часто слышу такие доводы от скептически настроенных киберлибертарианцев, которые не верят, что простые люди могут получить пользу от информационной экономики.

Мне кажется, что всякая рыночная экономика исходит из того, что подавляющее большинство людей ленивы, лишены творческого начала, склонны к антиобщественному поведению и в целом несостоятельны в том или ином отношении. Чтобы сделать идею рынка приемлемой для простых людей, нужно так или иначе убедить себя в том, что люди, которым, как вам кажется, совершенно нечего предложить, то и дело будут заявлять о себе, нежданно-негаданно предлагая нечто до такой степени ценное, что вы даже не могли представить. Я не могу как-то обосновать это убеждение, но нам придется поверить в него, если мы хотим создать рынок, на котором все станут независимыми игроками. Следует озаботиться вопросом, допускают ли условия игры такую возможность в целом, исходя из того, что люди хотят и могут участвовать в этой игре.

Если в один прекрасный день подтвердится, что лишь немногие из людей способны предложить другим нечто стоящее, если автоматизация достигнет такого масштаба, когда почти все люди станут не нужны экономике, тогда станет понятно, что идею рынка пора отправить в утиль.

Но я не вижу повода для таких мрачных прогнозов.

Воздаяние покойным

Представьте себе информационное общество, которое опирается на частных лиц, к которым стекается множество скромных потоков различных авторских отчислений. Установилась новая система запруд для среднего класса, уменьшающая количество искусственных препятствий на пути к успеху. Что происходит, если кто-нибудь умирает?

Оборвутся ли потоки отчислений? Или они будут перенаправлены в общую кассу, пойдут на уплату налогов или на благотворительность? Перевесят ли выплаты покойным в конечном итоге выплаты, адресованные живым, и продолжат ли они расти до тех пор, пока не вытеснят из экономики всех живых так, как сейчас вытесняют бедных? А может быть, институт кибернаследования даст начало плутократии нового образца?

Главное преимущество информационной экономики с более широкой монетизацией состоит в том, что высота запруд нарастает постепенно, без резких скачков в доходах по принципу «все или ничего» по мере продвижения по карьерной лестнице. Следовательно, нет необходимости привносить в будущее старорежимные ограничения, громоздившиеся друг на друга на заре информационных технологий. После смерти запруды могут разрушаться так же постепенно, как и воздвигаться, вместо того чтобы рушиться в одночасье.

Выплаты покойным будут убывать по графику сглаженной функции. Поначалу прямые потомки покойного получат немного денег, но размер выплат будет потихоньку сокращаться, так что внукам по мере взросления придется прилагать все больше усилий для самостоятельного заработка.

В целом общая сумма выплат покойным постепенно сойдет на нет, так что призраки будущих Бетховенов, Эдисонов и Шекспиров не захватят все богатства мира.

Постепенное сокращение выплат удовлетворит одно из главных требований поборников реформирования института авторского права.