Кому светят звезды

— Нет, товарищ капитан, — удивленно взглянул на него Киселев. — Она маленькая, почти совсем кнопка, и черноглазая, как цыганка. А как она смеется, как пляшет!

— Ну ладно, младший лейтенант, — вновь посерьезнел Вологдин. — Талисман талисманом, а голову на плечах иметь надо. Тогда служить легче.

Михаил подумал, что легкой жизни и службы ни у него, ни у Киселева не будет. Киселева и других своих товарищей он, может быть, уже сегодня опять поведет в бой. Легких боев не бывает. И самый трудный из всех — ближайший, тот, который предстоит вести. Потом будет следующий, опять самый трудный.

14

Над лесом кружили белые снежинки. Они медленно оседали на кронах деревьев, опускались на поляну, словно мотыльки, тянущиеся к костру, и незаметно исчезали.

Костер отогрел ближайшие деревья, и теперь сильно пахло свежей хвоей и горьким едучим дымом. К огоньку подошел комиссар отряда Николай Петрович Петров и, смахнув рукавицей снег с пня, сел напротив Вологдиной.

— Здравствуй, Екатерина. Помнишь, о чем мы говорили в прошлый раз? — спросил он, поправляя на переносице очки.

«По манерам сразу видно учителя», — подумала Катя, глядя на комиссара.

— О листке, который оторвался от ветки родимой, — сказала с улыбкой вслух.

— Почти по Михаилу Юрьевичу Лермонтову. Люблю я его стихи.

Помолчали. Немного погодя комиссар спросил:

— К нашей лесной жизни привыкаешь?

— Привыкаю помаленьку, — ответила Катя. — Люди здесь замечательные, со многими перезнакомилась.

— Кроме комиссара, — улыбнулся Петров. — Всего разок переговорили накоротке и расстались. Знаешь, где я пропадал последние дни? Занимался наиважнейшим делом: собирал по окрестным деревням продукты для обоза в Ленинград. Цены им сейчас там нет…

— Да, товарищ комиссар, хлеб там давно дороже золота. Да и тепло — тоже. Дров-то нет.

— Советские люди и в оккупации остались советскими людьми. Отрывают от себя и детей, отдают ленинградцам. Заготовили кое-что, но маловато. Надо в дальние села идти.

— Я бы тоже хотела помочь землякам, — вздохнула Катя.

— Из тебя — ленинградки — будет прекрасный агитатор, — сказал комиссар. — Об этом задании «не по специальности» и речь. А потом, когда соберем обоз, пойдешь вместе с ним к линии фронта. Возможно, потребуется связь с Центром. Здесь пока Валюша будет.

Над зимним лагерем легла вечерняя тьма, и в штабной землянке собрались партизаны, которым поручалось готовить обоз. Несколько напутственных слов сказал им Иван Гаврилович Колобов: городу трудно, собрали хлеба пока мало, надо идти в дальние деревни, рассказать о положении в Ленинграде, селяне все поймут, поделятся продуктами.

— Давайте посоветуемся, как все побыстрее и потолковее проделать, — заключил Колобов.

— В Михалевке дадут, что смогут, я знаю, — поднялся с места круглолицый Костя Рыжий, партизан с обветренным лицом, фамилию которого Вологдина так и не узнала. — В Бартеньевке — тоже. А дальше? Повезем как? Обмозговать требуется. Перекроет фриц дороги, коль слух об этом пройдет.

— Разве к фронту одна дорога? — нетерпеливо перебил Оборя. — Наверняка с десяток найдем. По какой-нибудь, да проскочим.

— А как знать, на какой фашист караулит? — с сомнением проговорил Костя.

— Идти надо в стороне от главных дорог. Разведку и охранение, само собой, иметь, — сказал комиссар.

— А вдруг большими силами ударят?

— С конца что-то мы начали, товарищи, — поднялся со скамейки командир отряда. — Продуктов пока собрано мало. Надо создавать в дальних деревнях пункты сбора продовольствия.

— Верно наша голова говорит, — поднялась из угла, куда едва доставал струившийся от керосиновой лампы тускловатый свет, пожилая женщина в телогрейке. — Мы, марьяновские, успели кое-что поховать в ямах. А фашисты и полицаи редко в наши края наведываются. Пудов сто дадим ленинградцам.

— Спасибо, Игнатьевна. Скажу еще, что списков, кто и что дал, составлять не будем, — добавил Колобов. — Но оприходовать надо все до последнего зернышка… Есть у кого еще какие соображения? — помолчав, спросил Иван Гаврилович. — Нет? Тогда прикинем, товарищи, кому и куда идти…

За час до рассвета Петр, Костя и Катя отправились в дальнее селение. Ночной морозец подсушил снег, и он тихо поскрипывал под розвальнями. Катя задремала.

В селе, куда они приехали, ни немцев, ни полицаев не оказалось, так что удалось даже провести собрание.

— Поможем Ленинграду! — поддержали партизан колхозники. — Продуктов наскребем. А вот с лошадьми для обоза у нас худо. Тех, что получше, летом сорок первого в нашу армию отдали, поплоше остались, да немцы забрали. Но несколько лошадок будет.

— Тебе поручаю прием запасов, — распоряжался Оборя, обращаясь к Кате. — Я буду старшим учетчиком, грузчиком и разнорабочим.

— В начальство выбиваешься, ишь сколько должностей нахватал, — засмеялась Катя. — Вот смотри, первый дарщик идет. — Она показала на приближавшуюся к конюшне женщину с мешком за плечами.

Пришла старая сельская учительница. Она принесла полпуда ржаной муки.

— Возьмите, довоенная еще. Ребятишкам берегла, да такой случай, отказать нельзя.

— Спасибо! От всех ленинградцев спасибо, — сказала Катя.