Ты же знаешь, Полетаев болтает везде о нашем проекте, но на этот раз его болтовня принесла нам пользу, - впервые без досады на товарища произнёс Виталик, - сегодня у меня был разговор с представителями двух общественных организаций: одна разрабатывает программу «Антинаркотик», а другая занимается вопросами нравственности среди молодёжи. Так вот, после общения с Полетаевым эти организации жаждут заполучить наш фильм. И у них уже есть аудитория, готовая смотреть то, что сделали мы. Видишь, как всё удачно складывается? Поэтому сейчас я звоню Анике и сегодня мы с ней в спешном порядке заканчиваем монтаж, может быть, и ночь придётся посидеть. А ты свяжись с Бируте и подготовь её для завтрашнего озвучивания. Договорились?
Всё это так неожиданно…
Бодрее, Паша! Мы справимся. Но не увлекайся разговором с Бируте, иначе я снова не буду спать всю ночь. Мой горячий…
Поцелуй? – снова съехидничал Пашка.
Привет! - с удивлением отреагировал Виталик. – Всего лишь горячий привет: я никогда не целую своих партнёров по телефону, запомни, - его голос внезапно стал жёстким, но от этого он показался Пашке ещё более привлекательным, - Девушкин, иногда ты сморозишь такую чушь! Несмотря на все твои язв и уколы, я всегда нахожу в себе силы простить тебя. Тебе не дано этого понять, ты не знаешь истинного предназначения любви. Когда-нибудь я раскрою тебе глаза.
Довольно, Смелков! – завёлся Пашка. – Пока мы работаем вместе для достижения общей цели, давай оставаться взаимовежливыми в общении партнёрами. Договорились?
Ты злишься, потому что тоже неравнодушен ко мне, - словно всего лишь констатируя факт, устало сказал Виталик, - но твоё воспитанное в гетеросексуальном обществе сознание никак не хочет принять этого. Ты должен больше доверять себе, Паша.
Пашка нажал на рычаг и с облегчением услышал в трубке протяжный гудок.
«Какое-то наваждение! – сказал он сам себе. – Где он этому гипнозу научился?»
Он набрал номер Бируте и, очевидно, волновался бы больше, если бы последние слова Виталика не продолжали звучать в его голове. «Чушь! Всё это не больше, чем внушение. Чёртов манипулятор!»
- Алло! – рявкнул в трубку мужской голос и Пашка, подумав, что ошибся номером, нажал на кнопки ещё раз.
- Алло! Кто там ещё названивает?! – услышал он те же грубые интонации.
- Здравствуйте! – Пашка моментально стал вежливым, ломая голову над тем, откуда взялся этот отвратительный голос. - Могу я поговорить с Бируте?
- А ты, собственно, кто такой? Откуда нарисовался?
И Пашка вдруг отчётливо вспомнил тот вечер в ресторане, когда к нему подошёл мужчина с красивыми чертами лица, загубленными жестокостью, и по его прихоти Бируте танцевала с Пашкой, передвигая ногами, словно механическая кукла, к великой потехе всей компании. Весь этот калейдоскоп мгновенно пронёсся перед его глазами, и он внезапно пересохшими губами ответил:
- Мы учимся с ней в одном классе. Я болел и не смог записать домашнее задание. Я хотел узнать уроки у Бируте.
- Слушай, парень, узнай у кого-нибудь другого, а сюда больше не звони. Ты по-хорошему понимаешь?
Пашка повесил трубку. Его мутило от неприятного разговора, а в сердце уже закрадывался страх за Бируте. Её мучитель вернулся!
Глава 45.
«Сикстинская Мадонна»
Раскрыв рты, Тимур и Маняша стояли в картинной галерее Дрездена перед «Сикстинской Мадонной», и возвышавшийся над ребятами Руслан с нескрываемым волнением следил за ними.
- Что творилось с людьми, когда картина выставлялась в Москве! - вдохновенно произнёс он. - Когда я смотрю на неё, то забываю о том, что я атеист!
Тимур пропускал комментарии мимо ушей. Затаив дыхание, он смотрел, как сам художник раздвигал перед ним на картине тяжёлый занавес, представляя не реальность, а зрелище – зрелище, преображающее реальность в её величии, зрелище, возвышающее душу своей абсолютной гармонией, покоряющее и облагораживающее, то самое зрелище, которого жаждала и обрела, наконец, Италия Высокого Возрождения в мечте о лучшем мире.
Мария идёт по облакам, неся своего ребёнка. Слава её ничем не подчёркнута, но как повелительницу, встречает её, преклонив колени, папа Сикст, облачённый в парчу; святая Варвара опускает глаза с благоговением, а два ангелочка, чуя её поступь, устремляют вверх мечтательно-задумчивые взоры.
Она идёт к людям, юная и величавая, что-то тревожное затаив в своей душе; ветер колышет волосы ребёнка, и глаза его глядят на мир с такой великой силой, так широко, так напряжённо и с таким озарением, словно видит он и свою судьбу, и судьбу всего человеческого рода.
- Недаром Данте сказал, что «развалины стен Рима заслуживают почитания, и земля, на которой стоит город, священнее, чем думают люди», ведь именно в Риме расцвёл полностью гений Рафаэля! – всё ещё находясь под впечатлением, с чувством произнёс Тимур, когда они покидали галерею, и неожиданно добавил. – Папа, а можно быть художником и путешественником одновременно?