Кому вершить суд. Повесть о Петре Красикове

В последние недели Козловский появлялся здесь всего два-три раза. Работы у присяжных поверенных убавилось. Новый суд лишь рождался, адвокаты занимались политикой. Козловский, как и прочие большевики, в свободное от заседаний Совета и Исполкома время пропадал в заводских районах, митинговал, а быть может, занимался в своем кругу выработкой каких-то тайных большевистских планов. На Сергиевскую он приходил только в сопровождении кого-нибудь из своих. Они все по отношению к Соколову держались отчужденно. Сам же Козловский всегда был приветлив и ровен. Редкостный нрав у человека!

— Здравствуйте. — Николай Дмитриевич вышел в коридор.

Мечислав Юльевич, не оборачиваясь, молча кивнул.

— Глазам своим не верю: вы сегодня один? — Досадно было чувствовать, как губы сами собой растягиваются в искательной улыбке. Но вернуть лицу приличествующее моменту независимое выражение не хватало сил. Хотелось дружеского участия.

— Не догадывался, что вы дома, — не ответил на реплику Козловский. — Света в окнах нет, в квартире — ни звука. Прежде не знал за вами тяги к уединению в темноте. — Мечислав Юльевич вошел в кабинет. Невысокий, широкий в плечах, приподнявшись на носках, он искал что-то в книжном шкафу. — Нашел наконец-то, — сказал удовлетворенно. — Старые записи. Жаль было потерять. — Мечислав Юльевич спрятал найденное в портфель, повернулся. У него было круглое простецкое лицо. Пенсне казалось чуждым на нем. — Зайду за книгами. В кабинете нужды нет, а книги могут понадобиться.

— Комната все равно пустует, — удрученно произнес Николай Дмитриевич. — Зачем вам отказываться от нее?

— Видите ли, следует смотреть правде в глаза. Я не хочу вас обидеть, но если прежде мы могли работать рядом, не возбуждая взаимной неприязни, то впредь… Теперь многое изменилось. Вот вы перестали считать большевиков своими. Ваши товарищи — социал-патриоты, наши противники. Как же…

— Ничего подобного! — перебил его Николай Дмитриевич. — Мы с вами остались товарищами. Я ведь не настаиваю на вашем отречении от взглядов. Полагаю все же, что это не значит во всех вопросах автоматически следовать указаниям вождей. Но вы сами на протяжении многих лет отталкивали меня, не питали ко мне… — Соколов неловко умолк. Козловский внимательно на него поглядел и покачал головой:

— Николай Дмитриевич, Николай Дмитриевич! Вам ли так рассуждать? Разве в партию вступают по приятельскому принципу? В том-то и сила нашей партии, что мы, несмотря ни на какие заслуги, критикуем ошибки товарищей. И менее всего озабочены, обидят ли кого нелицеприятные речи. Петр Ананьевич, к примеру, — вы знаете не хуже меня — способен довести до белого каления кого угодно. Так что не все у нас причисляют его к друзьям. А вы говорите, мы вас отталкиваем. Большевика от партии не оттолкнешь.

— Я все же не способен вас понять, — Соколов пожал плечами.

— Потому-то вам и ближе Чхеидзе и Скобелев, чем мы.

IV

Александр Федорович Керенский совмещал обязанности министра и заместителя председателя Исполкома. В первые дни после Февраля не найти было в столице другого столь же занятого политического деятеля. Он сутками не бывал дома на Загородном проспекте.

И на заседания Исполкома Керенский попадал не всегда. Конечно, Совет — это важно. Но не поставишь ведь его на одну доску с правительством. Любому искушенному политику понятно, что, как только положение стабилизируется, роль Совета будет сведена к нулю. А пока не улеглись страсти, надо с ним считаться. Это орган масс.

Александр Федорович, образованный юрист-государственник, не обманывался относительно дальнейшего развития русской революции. Россия не первой вышла на этот головоломный путь, когда день равен годам спокойной жизни. Достаточно вспомнить Францию конца восемнадцатого века. Там тоже первоначально власть была у масс. Но постепенно река государственной жизни вошла в естественное русло. То же со временем будет и в России…

Ныне же Александр Федорович знал, что нельзя игнорировать Совет, и старался, по возможности, посещать все заседания Исполкома.

Присутствие Керенского действовало на членов Исполкома подстегивающим образом. При нем старались не нарушать регламент, воздерживались от реплик. Прежде чем начать рассмотрение очередного вопроса, Чхеидзе неизменно совещался шепотом с Александром Федоровичем, иными членами президиума пренебрегая. Наклона головы Керенского бывало довольно, чтобы председатель приступил к делу.

Уже до заседания Исполкома тридцать первого марта все были настроены на воинственный лад. После того как на Всероссийском совещании меньшевики и эсеры вотировали свою резолюцию о войне, большевики откровенно готовились к неизбежному столкновению с ними. Перед началом заседания они группой курили в коридоре, хмуро переговаривались. И в комнату Исполкома они вошли вместе. Молча устроились в своем углу, не глядя на прочих членов Исполкома. Те в свою очередь сделались озабоченными и как бы заняли боевую позицию.

Последними появились Чхеидзе и его ближайшие сподвижники. Заняли места у стола президиума. Чхеидзе встал с листиком бумаги в руке:

— Товарищи!