Конь бледный (СИ)

— Стой! — крикнул Конкин, но было уже поздно. Все закрутилось завертелось, замелькало. Люди метались, подбадривая себя яростными криками, размахивали поблескивающими в лучах солнца клинками, и через несколько секунд делегация Хелеаны была прижата к стене. Один из телохранителей мешком лежит на мостовой, другой зажимает рану на повисшей плетью левой руке. Долго не протянет — красная струйка выбивается из под сжатых пальцев, скоро он истечет кровью окончательно и рухнет бесполезной грудой мяса.

— Чо делать-то?! — Слюсарь беспомощно оглядывался по сторонам, белый, как полотно. — Кранты нам, похоже на то!

— Похоже на то… — Зимин посмотрел вправо, на калитку в воротах — она была перекрыта. Десять человек. В броне, с мечами, копьями — очень неприятными копьями, с листовидными, острыми как мечи наконечниками. Двое с луками — тетивы натянуты, стрелки ждут команды. Никаких шансов. С этой стороны аборигены с мечами и копьями, с той — Конкин и его люди с автоматами. И самое главное — непонятно, где прокол? Как местные оказались здесь, в тюрьме?

— Стоять! — очередь из автомата, визг отрикошетивших пуль. — Назад! Я сказал — назад! — Конкин перевел ствол автомата влево, направив его на толпу нападавших. — Отойдите от них! Это переговоры! Нельзя нападать на парламентеров!

Вжжжик!

Стрела вонзилась в лоб капитана, стоявшего рядом с Конкиным, а со стены прямо ему под ноги свалилась женщина-охранница — тоже со стрелой. Только в груди.

— Ссуки! — Конкин припал на колено, и начал короткими очередями выносить всех, кто представлял собой хотя бы и потенциальную угрозу. Всех, кроме Хелеаны, ее охранников, и двух бывших зеков, прижавшихся к стене.

Рожок опустел за считанные секунды, Конкин выщелкнул его из гнезда, перевернул, воткнул новый, привязанный к нему скотчем, и встретил огнем выбежавшую из-за здания новую волну нападавших. Их было много. Очень много. И майор понимал — ему конец. И яснее ясного это стало, когда с крыши корпуса «А» ударил снайперский выстрел, и Василич, который прикрывал ему спину, забрызгал майора мозгами и кровью.

Щелкнул затвор, майор подхватил автомат Василича и бросился вперед, к выходу, стреляя одиночными выстрелами в тех, кто перекрывал отход группе Хелеаны. Они частично попадали, частью разбежалась в сторону, и тогда Конкин завопил, указывая рукой на калитку:

— Хрен ли стоите?! Бегом, открывать! Наружу! Скорее!

Зимин сообразил первым. Схватил с мостовой меч, кинжал — с пояса мертвого охранника, и бросился к калитке, готовый к бою.

Нападавшие, надо отдать им должное, быстро опомнились, и на Зимина наскочили сразу двое — один с копьем, другой с мечом. Если бы не его годами отточенная реакция — тут бы ему и конец. Нападавшие были быстры, очень быстры. Почти так же быстры, как Зимин, и ко всему прочему — они были умелыми бойцами, и именно тем оружием, которое держали в руками. Зимин же никогда не сражался мечом — длинной железякой, совсем не похожей на боевые ножи спецназа. Его не учили сражаться мечом, но… саперная лопатка — это тоже оружие. И ей Зимин умел не только копать схроны.

Он уклонился от секущего удара в шею, поднырнул под руку и молниеносно вонзил меч в живот нападавшего, пробив им кольчугу, будто картонную обертку.

Кольчуга не предназначена держать колющие удары, это знает любой человек, мало-мальски разбирающийся в воинском деле. А еще — всем известно, что кратчайший путь — это прямая линия. Колющий удар, нанесенный опытной, сильной рукой можно только парировать, либо поставить на пути клинка что-то вроде щита, либо стальной пластины — вроде рыцарских лат. Здесь — лат не было. Только кольчуги, уберегающие от секущих ударов. И Зимин не собирался упражняться в фехтовании — только убивать. Некрасиво, грязно и эффективно.

Второго он достал снизу, с мостовой, прыгнув рыбкой вперед и вонзив кинжал в пах — кровь брызнула ручьем, противник отчаянно завопил, роняя копье, хватаясь за самое драгоценное, что есть у мужчины. Зимин же уже бежал дальше, туда, где выход перекрывали пятеро бойцов — эти были экипированы посерьезнее — на груди стальные пластины, в руках меч и щит, головы в шлемах, закрывающих лицо почти до самого подбородка.

Зимин бежал на них, выбросив из головы все посторонние мысли, страх, все, что может воздействовать на твердость руки и точность удара. Выбора не было: или он завалит этих ублюдков, или умрет!

Двое вдруг упали, отброшенные назад. Их щиты, окованные сталью, грохнулись на мостовую — калибр 7.62 — это вам не стрела, застревающая в щите! Пуле «калашникова» нужно что-то посерьезнее, чтобы погасить энергию. Бронебойные пули 7.62 рельс пробивают, не то что какие-то там дикарские латы!

Трое других сомкнулись, плечо к плечу, и что им чужеземец, прикрытый лишь дурацкой черной одеждой? Латы — есть латы, и пробить ряд латников может только другой ряд латников — с тяжелыми копьями, пробивающими, раскалывающими щиты, как бумажные распарывающие стальную кольчугу!