Конь в пальто

– Хо-хо-хо… Нелегкое у вас детство было… Но что же было потом?

– Когда наша рыночная экономика переживала период своего становления, я понял, что не могу и не хочу оставаться в стороне. Настало время людей умных, предприимчивых. Я зарегистрировал кооператив, стал водой торговать…

– Какой именно? Минеральной?

– Нет, зачем же! Самой обыкновенной, родниковой. Я и сегодня считаю, что вкуснее белого хлеба и холодной ключевой водицы ничего на свете нет… Так вот, о коммерции. Наполнял я у родника бидоны, на собственном горбу таскал их к трассе и поил проезжающих автомобилистов. Заработал немного денег, стал расширять дело. Выкупил в колхозе свиноферму, организовал производство колбас. Через месяц был уже достаточно состоятельным человеком. Но я посмотрел вокруг и понял: нельзя, нельзя заботиться только о себе, когда вокруг столько несчастных и обездоленных! Все деньги я раздал сиротским приютам, больницам, храмам божьим. И ушел в политику. Рассчитываю теперь добиться на политической арене положительных сдв…

Устав любоваться своей постной физиономией телепроповедника, Итальянец выключил телевизор и занялся выщипыванием волосков из широких ноздрей – процедура, которой он всецело отдавался в минуты напряженных раздумий. В «Белом доме» он не мог позволить себе такой вольности. В офисе негласно принадлежащей ему корпорации «Самсон» Итальянец ни с кем не считался, ни под кого не рядился. Это была его империя, не Римская, но все же…

Свое мафиозное прозвище он получил в достаточно юном возрасте, когда на его счетах не водилось миллионов, а в носу не наблюдалось столь густой растительности. В те давние патриархальные времена выражение «Коза Ностра» ассоциировалось у простых советских тружеников не с коррупцией, а с мелким рогатым скотом, поскольку даже до телесериала «Спрут» они доросли не сразу. Впрочем, и само слово «коррупция» являлось малопонятным ругательством в адрес загнивающего Запада, где линчевали негров, разгоняли дубинками мирных демонстрантов и виток за витком наращивали гонку вооружений. Но имелись у проклятых капиталистов и две привлекательные черты: модные шмотки да классная музыка. Впечатлительный мальчик Саша стал «Итальянцем» еще в школе – из-за пристрастия к Адриано Челентано и Тото Кутуньо.

Ему понравилось быть Итальянцем. Закрепляя образ, он ходил повсюду, распевая вполголоса «аморе-море-оре-ре».

Рок был тогда страшным табу, а зарубежная эстрада, демонстрировавшаяся Центральным телевидением по праздникам, была представлена либо ГДР, либо Италией. На Сашин взгляд, танцевали полуголые немки здорово, ноги демонстрировали отменные, но их грубый, неблагозвучный язык не шел ни в какое сравнение с певучей итальянской речью. Сверстники эстраду презирали, слушали своих англоязычных волосатиков или, на худой конец, внимали хриплому барду Высоцкому. Итальянец слушал итальянцев. Зато в студенчестве приторговывал дисками, от которых торчали его приятели, имея солидный навар… Принес двести двадцать два диска, купил «жигуля» белого. Вот такая коммерция…

Когда открылся «железный занавес», в страну хлынуло столько всего разного, что спекуляция джинсами и пластинками захирела, зато появилась масса других вариантов, и Итальянец с головой окунулся в мутный постперестроечный поток.

Торговал он никакой не ключевой водицей, а валютой, благо курс скакал, как норовистый жеребец. Потом перешел на дешевый живой товар, кучковавшийся в центральном сквере. По соседству с лавочкой, облюбованной Итальянцем для переговоров с клиентами, раздавалось задорное «кручу-верчу-всех-запутать-хочу», и бригадиром наперсточников был Хан, так что очень скоро между двумя начинающими душегубами состоялось неизбежное знакомство. Помнится, Итальянцу пришлось очень даже зауважать старшего товарища. Крут был характер у Хана. Крут и лют. Достаточно сказать, что при своей непрезентабельной фамилии Ханурин, он никогда ни для кого не был Хануриком, а только Ханом – и на полном серьезе. Те, кто не брал в расчет эту грозную, как тигриный рык, кличку, жалели об этом очень скоро и очень сильно.

Итальянцу, вокруг которого постепенно разрасталась свита, конечно, не пришлось бегать для Хана за сигаретами или пивом, но девочек он ссуживал ему даром, за что в глубине души ненавидел. Но до выяснения отношений дело не дошло. Вскоре оба пошли каждый своей большой дорогой и растворились в кровавом тумане первоначального накопления капитала.