Отзывались ударами хлёсткими молчания родственных душ.
Женская дружба местами тоже давала трещину,
Как лампы в подъезде на лестнице, чтобы было не скучно.
Другие спали в кроватях с не очень красивыми жёнами,
Но при себе хотели держать остальных подруг.
И какими б мы ни были сильными, становилось, увы,
так больно нам,
На моём празднике жизни стрёмных звали на танец в круг.
Танька
Мы были знакомы с самого детства:
Я жил на первом, она – на седьмом.
Злую шутку сыграло со мною соседство
С вредной девочкой Таней с синим бантом.
Мне было лет восемь, она – чуть помельче,
Когда отца Таньки по службе ли, как,
Перевели в город N, где очень доверчивый
Мальчик Костя в песочнице выгуливал танк.
Да, это я, тот доверчивый парень,
А танк, да ты помнишь, зелёный такой.
У всех такой был, и я верил, что в армии
Покажу всем танкистам, как вести бой.
Но в одно ясное утро в песочнице нашей
Появился совсем иной командир:
В платье в горох. Коса с синим бантом
Очень ловко тогда дополняла мундир.
Командир подсказал мне, что в битве песочной
Из колонки поможет мне быстрый ручей.
Мундир сменялся на шорты и платья в цветочек,
И лишь война не менялась на строй куличей.
Потом были воздушки, футбол возле школы,
Мы росли и одно лишь нам было досадным:
Приходила зима, и вместо футбола
Нам приходилось ютиться в холодных парадных.
Мы всегда были вместе, словно брат и сестра,
Я носил ей портфель и защищал от мальчишек,
А все бабушки нашего большого двора
Нас любили, хоть мы и воровали их вишню.
Я после школы, как в детстве мечтал,
В танкисты подался за своим званием.
Тот зелёный тогда Таньке я завещал,
А перед уходом поцеловал на прощание.
И сказал:"Только жди! Командиром лишь стану,
Будем главными в доме уже мы вдвоем.
Только жди! И пиши мне беспрестанно,
Я вернусь, еще лучше тогда заживём."
И она мне писала про экзамены в школе,
Как провалила вступительный в ВУЗ,
Как им кота привезли от дяди Коли,
Обо всём мне писала, кроме истинных чувств.
А я отвечал в предложении каждом,
Что скучаю и жду возвращения домой.
Что за вишней на дерево влезть даже жажду.
Лишь бы с ней. Так и писал: "Лишь с тобой!"
Пролетели два года, а для меня протянулись.
Писем было всё меньше, а любовь всё сильней.
И вот двери парадной предо мной распахнулись,
И я рванул на седьмой, сразу же к ней.
Меня встретила вредная девочка Таня,
Открыв дверь, она бросила: "А, это ты…"
Я сказал, что любовью своей сильно ранен,
Но отказаться придётся, видно, мне от мечты…
Она бежала за мной через все этажи
И кричала: "Куда же ты, Костя, постой!
Да люблю я тебя, ты мне только скажи,
Захочешь ли ты быть с вредной такой?"
Я шаг не замедлил, каблуками чеканя
Тот ритм, что мне сердце стучало в груди.
За мной бежал командир по имени Таня
И не дождавшись, что я повернусь, говорил:
"Давай встретимся завтра в нашей парадной,
Я тебя познакомлю с нашим котом!"
Я улыбался, но сухо ответил ей: "Ладно!"
Передо мной была девочка с синим бантом.
Показалось
Самолеты летят, облака обгоняя с задором,
Поезда по проложенным рельсам к мечте уносят провинциалов,
Я первые рифмы свои теперь вспоминаю с позором,
Но в них было то, что я так тебе и не сказала.
Весна ворует тот снег, что летел, когда мы были счастливы,
Долгожданное солнце топит сердечный лёд,
Мы спешили куда-то всю жизнь и вечно опаздывали
На то, что заново больше не произойдёт.
И мы просили друг друга открыться и просто поверить,
И нам всегда не хватало удачи, ну, самую малость.
И вот же любовь, мне думалось, точно, стоит за дверью.
Показалось.
Помогите
Прошлый год мой выдался крайне сложным,
Будто был я потерян в лабиринте без выхода.
На снегу босиком до озноба, до дрожи,
Я в надежде стоял, что из себя тебя выгоню.
Ведь та, что лучшей была для меня на свете,
Та, к которой был словно булавкой приколот,
Будто котёнка, что ковёр ей пометил,
Потом мордой возила меня по полу.
Я слонялся по барам в поисках истины,
Пил пилюли от боли твоих уколов,
А ты словно снайпера, что так и не выстрелил,
Через минуту убила меня метким в голову.
И я, сжимая себя в горсти,
Искал в друзьях поддержки по крохам,
Стараясь ни разу не произнести:
От стыда и обиды: "Помогите. Мне плохо".
Да и кто бы помог. И кому я сдался.
Помятый, с глазами чернее угля.
У всех работа, забота, дома дел масса,
И добираться далеко в центр им до меня.
И я закрылся. От всех этих лучших друзей.
Я их перестал пускать на порог.
И, отпустив тебя, сладкая, спустя лишь триста ночей
Я выдохнул. Гордись мной, я всё-таки смог.
Но сейчас я прошу и мне вовсе не стыдно.
Я кое-как в себе силы на это нашёл.
И станет в центр всем близко, это же очевидно,
Ведь я кричу: "Помогите. Мне хорошо."
Стул
В тёмной комнате. В пустой квартире.
Стоит стул. Ровно посередине.
На этом стуле за веком век
В обличиях разных сидит человек.
Приходит под вечер, садится на стул
Один из лучших, но сгорблен, слегка сутул.
Справа от стула он бросает цинизм,
Посчитав сколько шуток за день
Сказал через срез его призм.
Сарказм сыплется на пол слева от его ног,
Поблагодарив человека,
Что его тот использовать смог.
Со спины его с грохотом на пол летит броня.
Человек выдыхает. Он в зеркале видит себя: